Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц

— Наверное, простужен, — отвечала она с сильным английским акцентом.

И продолжила готовку.

Выше я попытался ввести почти научный термин «категория блеклой северной красоты». Продолжив ученые изыскания, я употреблю антитезу: «яркая южная красота». Он понадобится мне для описания своих наблюдений и переживаний в стране, связанной с Англией исторически и не похожей на нее ни в чем (кроме правостороннего движения, военного топанья ногами и разновидности английского языка).

Все мы, конечно, понимаем, что в кино — одна жизнь, а в жизни — другая. Что звезды индийского кино чем-то похожи на остальных индийских женщин, но больше — нет. И все-таки, отправляясь в далекую Индию, в которой чудес не счесть, ждешь, что узришь воочию то, что годами видел на экране. Понятно, что, отвечая на вопрос, нормальная индийская женщина не заведет тут же песню минут на сорок в сопровождении оркестра, но… Если среди многих сотен миллионов населения миллионов десять выглядят так, как нам бы того хотелось, значит, страна просто кишит красавицами.

Поверьте мне: все было не как в кино. Все было куда лучше. Может быть, потому, что самая первая моя встреча с индийскими дамами состоялась в женском колледже, где, судя по всему, учились дочери довольно зажиточных людей. Я очутился в окружении светлокожих красавиц в шелковых сари, для Индии не слишком увешанных украшениями — в меру они присутствовали и в ушах, и в носах, и на руках. Они щебетали на приличном английском, со смехом отвечали на вопросы об индийских расхожих выражениях, пели хором и соло и подносили чай и орешки кешью. И были такими раскованными, что пропадала мысль о восточных строгостях и ограничениях и хотелось взять их за ручки и… Тут появилась миссис директриса, и наступил порядок. Мы остались в зале, барышни проследовали на сцену и стали исполнять народные песни и танцы. Мужские роли играли девушки с нарисованными жженой пробкой усами. Старику-отцу борода была подвязана и приятно контрастировала с нежными, чуть смуглыми девичьими щеками.

Я сидел рядом с преподавателем географии — пожилым мужчиной в европейском костюме.

— Когда я учился в школе, — сказал ему я, — мы тоже учились отдельно от девочек.

— Это очень правильно, сэр, — отвечал он, — ничто не должно отвлекать от учебы.

Я кивнул и коварно добавил:

— Но когда мы ставили пьесу, всегда приглашали девочек из женской школы.

Он посмотрел на меня с изумлением:

— И их родители это позволяли? — И он сокрушенно покачал головой при мысли о европейских нравах.

Но говорить об индийских женщинах так же нелепо, как о расовом типе советского человека. Индия разнообразна. Цвет кожи, встречаемый здесь, а иной раз в одной и той же толпе, — от почти совсем белого (как у загорелого таджика) до чуть ли не угольно-черного. Перемешались мужчины в европейских костюмах, в индийских обширных дхоти, почти голые (а то и просто голые). Наряды женщин однообразнее: сари, кусок ткани, столь искусно драпирует тело, что любая женщина, умеющая его носить, выглядит изящной. Конечно, индийцы сразу отличают сари разных народностей и штатов, а мы сразу отличаем шелковое сари от выцветшего ситцевого.

Наверное, ничего нет прекраснее, чем драгоценности на коричневой, теплой на вид, просто бархатной коже тамильской женщины с индийского юга. Правда, драгоценности должны быть подлинными, а кожа — холеной. Таких в Индии тоже не так мало. Смотришь, и охватывает тебя непреодолимое желание прикоснуться к этой красоте. Желание следует преодолеть: к чужим женщинам в Индии прикасаться не положено.

А к кому можно — на работе не носят сари и подлинные драгоценности. Несколько раз я видел в холле гостиницы симпатичных девушек в облегающих комбинезонах, иной раз блестящих, как детский космонавтский. Держались они свободно, улыбались всем, а обслуживающий персонал их как бы и не видел. По счастью, со мной был очень опытный в индийских делах человек. И он мне объяснил, что это, так сказать, девушки доступных достоинств.

— А тысяча рупий у вас есть? — вдруг спросил он.

Тысячи рупий у меня не было. Я, однако, знал, что зарплата гостиничного боя, человека лет 26, составляла в день 5 рупий. Я сравнил.

— Неужто такие дорогие?

— Да нет, — отвечал опытный в индийских делах человек. — Ее услуги — десять рупий. Девятьсот девяносто придется заплатить доктору.

Мода — вещь великая. С прекрасной электроникой из одной великой дальневосточной страны пришла мода на суси (именуемое у нас на английско-нижегородский лад «суши»), борьбу сумо, красоту тамошних женщин. (Страну не называю, чтобы никого незаслуженно не обидеть: заметки мои носят чисто субъективный характер.) Так вот: дамы эти прекрасны, когда разодеты в национальные шелковые наряды, подчеркивающие достоинства и скрывающие недостатки. (Наряд не называю по тем же причинам.) Стоит же даме облачиться в европейское платье, как заметными становятся и коротковатые ноги, и коренастое тело.

А меж тем существуют в Восточной Азии очаровательные миниатюрные существа, сложенные столь пропорционально и изящно, что им любой наряд к лицу. И к другим частям тела. Но всем иноземным модам они предпочитают свой вьетнамский костюм «ао-зай» — облегающий халат с разрезами до бедер и просторные шелковые брюки. Дополните это конической тростниковой шляпой, в донце которой вставлено маленькое зеркальце, чтобы, скромно шляпой прикрывшись, внимательно рассмотреть интересного молодого человека. Добавьте щебечущую речь и нежный — но очень частый! — смех, и вы получите портрет вьетнамки. Хотя вьетнамская пословица и гласит: «Нам — ту, ны — ньы», что значит — «Мужчине борода, женщине же грудь (приличествует)», ничего лишнего в фигуре вьетнамки нет (как и излишней пресловутой бороды на лице вьетнамца). Все на месте. Восхитились? Держите это про себя. Знаю по собственному опыту.

Мы сидели на берегу Ароматной реки в древнем городе Гуэ с компанией вьетнамцев, окончивших институты в Москве. Свои, короче говоря, люди были. Даже водки маленько выпили. С Ароматной реки тянуло прелью. Мы ждали коронное блюдо местного ресторанчика — черепаху. По-вьетнамски — «ба-ба». Это схожее с нашим слово и повернуло разговор на, скажем, женский вопрос. Он бы и так повернулся туда, как это пристало в мужской компании, но созвучность придала ему окраску несколько более легкомысленную без всяких предисловий. И один вьетнамский партийный товарищ поинтересовался моим мнением о вьетнамских женщинах. А я несколько размяк от сытной еды в тропическом тепле и высказался очень откровенно, хотя исключительно похвально и искренне. Вообще, сказал я, что может быть лучше вьетнамской жены?

Тут товарищ посуровел и необычайно серьезно, хотя и без хамства начал мне объяснять, что это невозможно, совсем невозможно, даже с китайцами такой брак выходит боком. По счастью, подали ба-ба, и другой вьетнамец (старый друг по Московскому университету) умело перевел разговор на другую тему. Я с энтузиазмом включился в него, потому что до меня дошло, что сказанул что-то не то.