Мужчина из моего прошлого - Инна Инфинити

Дима молчит. Потом слегка склоняет голову набок и приподнимает уголок губ в лукавой улыбке.

— Я не буду ни подтверждать, ни опровергать. Но ты всегда была очень сообразительной, Белоснежка.

Любой комплимент из уст Димы до сих пор вгоняет меня в краску. Я смущенно закусываю губу и нервно поправляю волосы за уши.

— Как тебя вообще туда занесло? Ты же хотел стать программистом.

— Я пошел в армию. После срочной заключил контракт в армейском спецназе. Два года ездил в Сирию. На третьем году контракта пошел учиться в специальное место, чтобы взяли в спецназ внутренних войск. Я недавно здесь работаю.

— Ты был в Сирии!?

— Да.

— А что ты там делал?

— Ну а что, по-твоему, там делают?

Меня обдаёт ледяной волной ужаса. Дима так легко об этом говорит, как будто мы обсуждаем что-то обыденное.

— Белоснежка, со мной все в порядке, — смеется. — Смотри, я жив и здоров. Никто меня не убивал.

Я выравниваю дыхание и решаю перейти к главному.

— А Олеся мне сказала, что тебя убили в армии. И я поверила.

Дима издаёт обреченный стон.

— Сонь, ну вот как могут убить солдата-срочника, а? Ну ты бы просто подумала. Срочная армия — это детский сад для мамкиных сынков-соплежуев. Там ничего не может случиться.

— Да откуда я могу знать, что в этой вашей армии может случиться, а что нет! — рявкаю со злостью. — И вообще, кто шутит такими вещами? Вот тебе скажут, что умер какой-то твой знакомый, у тебя возникнет мысль засомневаться в этом?

— Ну ты бы хотя бы запрос в военкомат отправила! Это же Олеся. Ей вообще нельзя верить.

Меня распирает от возмущения. Я, оказывается, не должна была верить рыдающей и колотящейся головой об стенку Олесе. Я, оказывается, должна была догадаться, что она возомнила себя на сцене.

— Ты так говоришь «Это же Олеся», как будто я знаю твою Олесю. Да я и словом с ней ни разу не обмолвилась. Нормальному человеку никогда не придёт в голову такое выдумывать.

Дима закатывает глаза. Мне даже кажется, он не в полной мере осознаёт, какой ужас я тогда пережила.

— Ладно, проехали. Я поговорил с ней. Она, безусловно, совершила ужасный поступок. У меня самого долго в голове не укладывалось.

— А почему ты удалился тогда из всех соцсетей?

— Они мне надоели. А что?

— Я ведь искала тебя. В соцсетях твои страницы были удалены, телефон недоступен. А потом Олеся сказала, что тебя якобы убили в армии.

— Ну телефон у меня сразу украли, симка была оформлена на брата, поэтому я не мог ее восстановить и пришлось покупать новую. Это я тебе уже говорил. А соцсети просто надоели.

— А почему ты не сообщил мне свой новый номер?

— Не думал, что он тебе нужен.

Где-то во время жаркого спора об Олесе официантка принесла нам кофе. Я опускаю взгляд в кружку и смотрю, как над горячим напитком поднимается пар. Снова возникает пауза. В груди разливается гадкое чувство тоски и обиды.

«Не думал, что он тебе нужен».

— Что мы все обо мне, — переводит тему, делая глоток кофе. — Расскажи мне про себя. Как дела? Чем занимаешься?

— Да ты уже про меня все знаешь, — отвечаю, не поднимая глаз. — Все нормально у меня.

Не смотрю на Диму, но чувствую его жгучий взгляд на моем безымянном пальце с кольцом.

— Есть семья, — не пойму по интонации: то ли констатирует, то ли спрашивает.

— Да, есть.

— Поздравляю, — произносит совсем не поздравительным тоном.

— Спасибо.

— Сколько лет твоему ребенку? Я почему-то думал, что он у тебя маленький, а, оказывается, уже так бойко разговаривает.

Я резко поднимаю голову на Соболева. Внутри все обмирает. Идя на встречу, я четко для себя решила, что не скажу про Владика ни слова. Возможно, я поступаю плохо и не правильно, скрывая от Димы правду, но я обязана в первую очередь думать о сыне.

Владик считает своим папой Игоря, любит его и счастлив в нашей маленькой семье. Я не представляю, как обрушить на Владика правду о том, что его любимый папа — это не его папа, а на самом деле его папа — это другой дядя.

Ну и, конечно же, Игорь. Он мой муж, у нас семья. Я не могу разрушить нашу семью просто потому, что Дима жив. Его не было семь лет, он не искал меня. Да, случилось так, что мы встретились. Но это не повод рушить мою семью.

Мое молчание затягивается.

— Четыре, — выпаливаю. — Моему сыну четыре года.

Я прямо вижу по Диминому лицу, как он подсчитывает в голове, когда я родила.

— А во сколько лет ты вышла замуж?

— В девятнадцать, — уверенно вздёргиваю подбородок. — А что?

Он удивлён, если не сказать, что поражён. Ну давай, спроси, почему так быстро после нашего расставания.

Нет, не спрашивает. Но какие-то свои выводы явно делает.

— Понятно. Ну я рад, что у тебя все хорошо.

— Спасибо. Я тоже рада, что у тебя все хорошо.

Вот и поговорили. Дима допивает кофе в несколько глотков, я к своему даже не притронулась. В воздухе летают искры. Он на взводе, я тоже.

— Ну а что ты хотел? — не выдерживаю. — Чтобы я оплакивала тебя до конца своих дней?

— Я уже давно ничего от тебя не хочу.

— Ну вот и замечательно. А почему ты до сих пор не женился?

— А надо было?

— Неужели за семь лет не нашлось достойной девушки?

— Нашлось, но я сам не хочу.

— И почему же?

— Предпочитаю свободные отношения. Никаких обязательств, никому ничего не должен, никто не выносит мозг. Это намного лучше, чем моногамные отношения с одной девушкой.

От такого ответа я теряюсь. Это намёк на то, что я выносила ему мозг?

А свободные отношения — это что? Секс без обязательств? Потрахались и разошлись по своим делам?

И сколько у него было таких девушек после меня? Которых просто трахнул и забыл. И он сказал, что это лучше, чем «моногамные отношения с одной девушкой». То есть, вот такой секс без обязательств ему нравится больше, чем те отношения, которые