Пляска смерти - Лорел Гамильтон

– Сэмюэл – всего лишь второй из известных мне мастероввампиров, у кого есть взрослый ребенок или дети. Это… очень непривычно.

Мика чуть сильнее прислонился к руке, которую держал.Натэниел теснее прижался к спине, хотя пистолет мешал ему быть таким уютным,каким я хотела бы. Они знали, о чем я подумала, а может быть, подумали о том же– или чем-то очень близком.

Теа склонила голову на другой бок, и ничего водного это мнене напомнило. Это было движение хищной птицы, вымеряющей дистанцию до моегоглаза.

Я поежилась. Господи, сделай так, чтобы я не была беременна.

Все еще горячечными пальцами она тронула меня за лицо.

– Не я проложила эту морщину печали между темнойкрасотой глаз твоих.

Я отодвинулась от прикосновения.

– Очень поэтично. Давай займемся делом, Теа, лунауходит.

Она улыбнулась – точно как Том перед тем, как он покраснел,прикусил губу и признал, что хочет со мной секса. Близнецы были очень на неепохожи, если не считать глаз.

– Хорошо, но твоим мужчинам придется отойти. Я не знаю,какой может быть эффект, если в этот момент они будут к тебе прикасаться. Онимогут всерьез пробудить ardeur, или…

– Или что? – спросила я.

– Или укрепить твои щиты, и я вообще не смогу проверитьтвою силу. – Она шевельнула бледными плечами, будто пожала, но движение несовсем такое. – Я буду обращаться с тобой, как обращаюсь с Сэмюэлом. Ятебе буду говорить правду, но я просто не знаю наверняка. Если бы ты былавампиром, я бы могла знать, но ты и больше, и меньше чем вампир. Ты не простоодно или другое, а и то, и другое, и много еще что. И это, я думаю, меняетвокруг тебя правила силы и магии.

Глубоко вдохнув, я медленно выдохнула и кивнула. Потом яшагнула вперед, а Мика и Натэниел – назад, давая мне место. Не думаю, чтокому-то из нас нравилась эта мысль, но если я ее требованиям не отвечаю, тотремя весьма неаппетитными яблочками у меня на столе будет меньше. Ура.

Она снова взяла меня в объятия, и я не отбивалась. Я ее дажесама обняла. На этот раз она не стала держать меня за голову – поверила, что ядам себя поцеловать.

Мне пришлось встать на цыпочки – то есть ее рост был ближе кшести футам, чем я думала. Я поймала себя на том, что тянусь к ее щеке ладонью,будто этого поцелуя хотела. Иногда я прикасаюсь к чужому лицу, потому что этоинтимно. Иногда потому, что рука на чужом лице позволяет контролироватьпоцелуй, чтобы он не вышел за рамки. Угадайте с двух раз, какова была на этотраз причина. Первая догадка не считается.

Она поцеловала меня, и на этот раз я не противилась. Япозволила себе растаять, прижимаясь к ее телу, а ей – пить из моего рта. Впоцелуе, особенно открытыми губами, есть момент, когда ласка языка и губпереливается через какую-то черту, и ты отвечаешь на поцелуй. И я ответила,ответила, поцеловала ее, как надо было целовать, полностью, глубоко, пробуя еена вкус.

Оторвавшись, я прошептала:

– У тебя вкус соли.

Она выдохнула ответ мне в рот, притянув меня снова впоцелуе:

– У тебя вкус крови.

Дыхание ее заполнило мне рот, ласкало заднюю стенку горла. Ивкус у него был чистый и свежий, как у ветра с океана.

И губы ее на вкус были, как будто она только что глотнула изокеана. Я лизнула ей губу и обнаружила, что полные ее губы покрыты белесымналетом. Это не было иллюзией, это было взаправду.

Я сглотнула соленый вкус ее губ, глядя на нее, чувствуясама, какое у меня удивленное лицо.

– Как…

Но я не договорила, потому что проглотила я не вкус соли – япроглотила силу ее.

И услышала шепот океана у берега. Услышала его, как музыку.Оглядела комнату – хотела спросить, слышит ли еще кто-нибудь. Хотела явзглянуть на Мику, на Натэниела, но не они перехватили мой взгляд – Томасглядел на меня жадными, расширенными глазами. Его брат рухнул в двойное креслои зажал уши руками, раскачиваясь взад-вперед. Кристос сопротивлялся – тому, чтонакатывало на него, что бы это ни было, – но Томас даже сопротивляться нехотел. Самсон вцепился руками в спинку кресла, и глаза его совсем утонули вчерноте, как у слепого. Женщина и другой мужчина, которые с ними приехали,обратили ко мне черные глаза. Женщина обхватила себя за плечи, будто от холодаили от испуга. Мужчина намертво вцепился рукой в собственное запястье –типичная поза спортсмена, превратившаяся в тяжелую и напряженную, как будтоесли он свою руку отпустит, то сделает что-нибудь нехорошее. И последними явстретила глаза Сэмюэла. Они посветлели от вампирского огня, пылающе-карие сискорками зеленого пламени в глубине. Все они это слышали – этот шепчущий,искусительный звук. Океан звал, и я не знала, чем ответить.

Я все еще вглядывалась в глаза Сэмюэла, когда ощутила руку,что гладила мне плечо. Я обернулась – рядом с нами стоял Томас. Теа сталавысвобождаться из моих рук, передавая меня в руки Томаса, так что объятие непрервалось, только руки сменили друг друга.

Вокруг нас задвигался народ, я увидела лицо Мики, он шевелилгубами, но я его не слышала – я слышала только вздохи и эхо моря. Томаскоснулся моего лица, повернул меня к себе, заговорил, и его слова неслирокочущий звук прибоя на гальке:

– Ты слышишь мой голос?

Я кивнула, прижимаясь лицом к его ладони – лицо помещалось вней полностью. Он нагнулся, и я привстала навстречу его поцелую. Я забыла, чтоему семнадцать, я забыла, что мы на публике, среди которой его родители. Язабыла, что смотрят мужчины, которых я люблю. Ничего я не видела, кроме еголица, ничего не ощущала, кроме силы его рук на моих щеках, рук, скользящих уменя по спине, вниз, вниз. У меня в голове стало тихо, только едва слышныйшепчущий звук раздавался, как вода, журчащая у спокойного берега. Не яосвободилась от его ментальных игр – Томас сам себе их испортил. Рука его ползлавниз, вниз, и дошла до пистолета на пояснице. Тут он остановился. Споткнулся,можно было бы сказать, если бы у магии были ноги, чтобы споткнуться о камешек.

Я отодвинулась, увидела на его лице неуверенность. Он былвсе так же красив, и шепот в голове все еще подталкивал меня касаться его, ноглаза у него были широко открыты, а на лице – замешательство. Он был свеж, нов,неопытен – будто впервые обнял женщину, и вдруг оказалось, что у нее пистолет.

Звук прибоя затих вдали, и стал слышен говор в комнате. Вседумали, что делать, и не надо ли вмешаться.

– Это пистолет, – сказал он голосом столь женеуверенным, как выражение его лица.

Я кивнула. Снова опустилась на каблуки, перестала стоять нацыпочках, перестала помогать ему соблазнять меня магией своей матери – илисвоей собственной.

Он еще пропустил большой нож сзади, потому что взялся засередину спины уже возле поясницы. Такого размера клинок не заметить? Младенец,сущий младенец. И я бы это сказала, даже если бы ему было не семнадцать, адвадцать семь. Младенец – не по годам, но в моем мире. Нельзя не заметить нождлиной в локоть и остаться в живых – надолго. В моем мире так не получается.