Искатели жребия - Николай Романецкий

— Просьба есть к тебе, миленький… Скажи мне — у тебя с Витяшей серьезно?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что Калинов не сумел удержаться.

— А тебе-то какое дело? — воскликнул он грубо. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. И тут до него дошло. Так вот к кому ты неровно дышишь, красотка, — подумал он. — Но тут я тебе, увы, ничем не могу помочь.

— Так! — сказала она. — Значит, от нечего делать охмуряешь дурочку. Жаль, не меня… Уж я бы на тебе отыгралась!

— Никого я не охмуряю.

Она посерьезнела, покусала губы. Это волнение показалось Калинову странным. Он молча ждал. Наконец Алла произнесла:

— Мне надо, чтобы ты отбил Виту у Зяблика. По-серьезному отбил, навсегда.

Калинов фыркнул:

— И чтобы я на ней женился. И чтобы парочку детишек с нею смонтировал!

Алла шутку не оценила, нахмурила мраморный лобик.

— Свадьба и детишки меня не касаются. Мне надо, чтобы ты увел у него эту рыжую… — Она не договорила, но Калинов понял, какое слово она хотела произнести.

— Зачем это тебе?

— Экий ты, Сашечка, недогадливый… Я так хочу. — Калинов помотал головой.

— Я умею платить за услуги. — Она положила ему ладонь на колено.

— Мне не нужно это. Ты опоздала.

— Дурачок! — Она фыркнула. — Я имела в виду деньги.

— Я тоже имел в виду деньги. Ты опоздала. Лет на шестьдесят, — добавил он про себя.

— Я могу много тебе заплатить. У тебя таких денег и не было никогда!

Милая моя девочка, — подумал Калинов. — Да я бы и безо всяких денег сделал все это. И не для тебя, а для себя! Да вот не могу.

— А почему бы тебе не заплатить прямо самому Зяблику? Уж делать из кого-нибудь жиголо, так по всем правилам.

Она оскорблено вскинула голову:

— За кого ты меня принимаешь! Мне не сорок лет!

Калинов неторопливо встал, отряхнул брюки.

— Нам больше не о чем разговаривать, Аллочка. Да и времени, я думаю, уже нет. Наверняка ребята начинают законтачивать дэй-дримы.

Она тоже вскочила, в бешенстве топнула ногой. Но Калинов не стал ждать взрыва. Взял ее за руку, погладил по бархатной щечке.

— Не могу я, Алла. Видит бог — не могу!

Успокоилась она быстро. Улыбнулась ему, рассмеялась. И одним движением бровей отправила в никуда речку и обрыв.

* * *

Виты все еще не было. Калинов облегченно вздохнул: ему не хотелось, чтобы она видела его совместное с Аллой появление из парного дэй-дрима. Еще неизвестно, как бы она отнеслась к такому событию.

Те, кто уже явился в Дримленд, восприняли это с некоторым удивлением. Но Клод молчал, а в Стране Грез не принято лезть в чужие отношения, и все тут же словно забыли о нарушителях распорядка. Значит, так надо. Отвернулись, засмеялись, загомонили. С любопытством поглядывали на все еще спящего Игоря. Присутствовали несколько совершенно незнакомых лиц. Но Клода эти ребята знали, во всяком случае, здоровались с ним за руку.

— Меня матушка не хотела отпускать. Пришлось через окно…

— А мою давно уже не интересует, куда я хожу и зачем. Кроме своих белых мышей, ни во что вокруг не въезжает… Я думаю, если выйти замуж, то она заметит это лишь после того, как я притащу ей внука.

— А мне иногда хочется отца чем-нибудь ударить!.. Может, тогда он врубится, что я уже вырос.

— А моего и бить бесполезно. Он даже на маму перестал обращать внимание, про себя уж я не говорю. А ведь любили друг друга… Эх, скорее бы Праздник совершеннолетия!

— М-да-а… Еще целых четыре года…

— А хорошо, что есть Дримленд! Всегда можно сбежать сюда, правда?

— Да. Я здесь словно очищаюсь… А то порой глаза бы на Мир не смотрели!

В сущности, большинство из них глубоко несчастны, — думал Калинов. — Проблема старая как мир. Отцы и дети… Но почему она обострилась именно сейчас? Где-то мы дали маху… И я догадываюсь, где. Все это началось после того, как в законодательном порядке отменили ограничение продолжительности рабочего дня… Куда же это мы тогда смотрели? Где были наш опыт и наши знания?.. Как же: наглядное выражение растущей сознательности, люди живут для общества!.. А люди эти обнаружили, что гораздо легче работать по двенадцать часов в сутки на общество, чем потратить хотя бы пару часов на своего ребенка. Потому что это требует гораздо более тяжкого труда — труда души и сердца! И денег за это не платят… Вот тебе и возросшая сознательность, вот тебе и жизнь на благо общества… Оказалось, возиться с металлом, компьютерами и бактериями проще, чем со своим собственным ребенком. Бактериям не нужна любовь, им вполне достаточно питательного бульона…

Тьфу, черт, — думал он, — предстоит нешуточная битва. Сколько будет контрдоводов! И обвинения в ограничении свободы личности будут еще не самыми серьезными!.. Предложить закон об обязательном участии в воспитании своих детей?.. Но это никогда не делалось по принуждению… Во всяком случае, нужного результата таким путем не добьешься! Уж в этом-то мы не раз имели возможность убедиться.

К тому же это только малая часть проблемы. А главная часть — совсем в другом. Просто растить своих детей — это только у животных инстинкт. А у людей это такой же талант, как и все прочие виды человеческой деятельности. И, думается, материнство и отцовство должны быть наградой за подготовку к ним. А не как сейчас: приспичило двоим, и — как следствие — она мать, он отец. И почему-то для того, чтобы монтировать силовые установки космических кораблей, надо обязательно получить спецдопуск, а для того, чтобы смонтировать человека, достаточно всего-навсего иметь созревшие природные инструменты… Изготовить силовую установку — сложная и ответственная работа, а изготовить человека — развлечение и удовольствие. И даже не просто удовольствие, а наслаждение. Награда за бездумность. Что-то тут природа поднапутала… Однако, кажется, все собрались. Пора!

Прибывшие, как обычно, рассаживались кружком. Растолкали Игоря. Тот недовольно что-то проворчал, но поднялся, протирая заспанные глаза. Клод разводил костер. Калинов втиснулся между двумя незнакомыми метелками. От них возбуждающе пахло косметикой, но личики были живенькие и не слишком размалеванные.

— А зачем костер? — спросил Калинов ту, что справа.

— Чтобы легче было сосредоточиться.

Клод сел в круг вместе со всеми. Калинов снова оглянулся. Вита по-прежнему отсутствовала.

Ну что ж, — подумал он, — это даже к лучшему. С ней мне было бы сложнее. Тяжело ломать комедию с тем, кто к тебе неровно дышит.

Он стал сосредоточенно смотреть в костер.

Сегодня будет мой дэй-дрим, — думал он, — как бы вы ни старались, ребятишечки. Я заставлю вас плясать под мою дудку. Вы уж меня извините!