Imperium - Александр Айзенберг

Перед зеркалом щелкнул каблуками… выбросил руку… и увидел… – да, опять увидел…

Это он. Он. Тот самый. Который распинал христиан. Вот – Он. Великий император…

____________________

От восторга у него сперло в груди. Он закашлялся, и цезарь исчез. Исчез!… А ему хотелось… Дуче закатал рукав и напряг руку.

____________________

Вот это мышцы!…

____________________

Он закатал другой рукав. Сравнил руки. Напряг их обе. Обратил внимание, что челюсть отвисла, опять сжал зубы и выпятил подбородок… О – оо! Выставил ногу вперед… Смех был противный. Даже очень.

Дуче увидел рядом – рядом! – О, совсем рядом! – невысокого роста, небритого, в пурпурной тоге – нет, этого не может быть?!… – Нерон!. Это – Нерон! Тот самый – мамма миа – Санта Мадонна – Нерон!

____________________

Я умру от счастья! Я не переживу такой радости! Это – Нерон!

____________________

Слюна потекла по подбородку на воротник мундира. Бенитто Муссолини ничего не чувствовал – он забыл про зубы и про подбородок – с отвисшей челюстью диктатор восторженно смотрел на хохочущего – настоящего – а какого же? – императора Рима.

– Ты здесь… Ты здесь!… Какое счастье!… Чудо… Чудо…

– Закрой рот – мне неприятны твои слюни. – Нерон поморщился.

– Можешь сжать, наконец, свои римские зубы.

Муссолини лязгнул челюстями, как капкан для волков.

– Прелестно, дурачок, прелестно. Так. А теперь, милый, расскажи мне, кто ты?…

– А– вва – вва… бе…

– Послушай, от тебя не требуется, чтобы ты излагал свои мысли по-гречески. Я даже не настаиваю на варварском варианте латыни, но разве ты можешь только блеять? Или это новая мода? – Цезарь запрыгал на одной ноге к дуче, сделал ему козу и, отпрыгнув, раздраженно сказал:

– Ну, тупица, ты хоть что-нибудь скажешь? – сочувственно посмотрел на счастливого мычащего хозяина огромного кабинета, похлопал его по лбу и добавил:

– Тебе сложно быть даже рабом. Раб – Instrumentum vocalum -. орудие говорящее… А ты?… Ты, наверное, скот – Instrumentum mu-tum – да! орудие мычащее – бедная скотина!…

____________________

Духота расслабляла и раздражала.

Ложе было мягким. Оно принимало его нежно, как женщина Клавдием – так его назвали – он не любил это имя, как не любил второго – приемного – отца с этим же именем, но уже Божественного – первого – он не помнил, но тоже не любил – и все же он ощущал себя Клавдием сейчас – каждым из имен называл себя он не случайно – он чувствовал себя именно так, сейчас он был Клавдием… Почему?… Клавдий. Я – Клавдий! Папочки, радуйтесь, оба радуйтесь! Я – Клавдий. Ха-ха!… Почему бы и нет? Немного, совсем немного – но Клавдий. В самом деле, я приветствую граждан из всех сословий – кто же я, как не Клавдий?…

Имя обязывает – жизнь по имени. Итак: жизнь по Домицию Агенобарбу… по Клавдию,… и… Мои жизни. Они все – мои. Кто-то их заберет? Их все?… Кто?… Я хочу успеть… А кто мне помешает?… Боги?… Я не знаю таких. Нет, пожалуйста. Но где они?… Боги-и! Где вы?… Ну я подожду… Подожду. Все мои жизни. Их много. Я – вечный… А еще театр.

____________________

Слепой смеялся – ему было больно, но смех рвался из груди – он не угадал – не угадал – три ноги – это не только старость – он еще не добрался до нее – О, щедрость Богов! – ха-ха-ха!., бедный сфинкс – что же это за загадка, у которой много ответов?… Все ли знает Небо?

____________________

Красную лужу вытерли. Запах въедался, бесил. Серебряную чашу убрали. Император посмотрел на Петрония: – Знаешь ли, Гай, но вонь Субуры мне как-то приятнее. Уничтожь этот запах, Гай. Ты не пожалеешь о послушании – у меня настроение расслабиться… Но пора бы – почему… А вот они! Итак, центурион – слушай, Гай – есть ли у тебя имя и адрес?

– Да, цезарь. Луций Анней Сенека… Адрес…

– Чудненько. Все правильно. Сколько с тобой преторианцев?

– Десять, цезарь.

– Я думаю, хватит.

– Безусловно, цезарь.

– Да, так вот, пусть вскроет себе вены. Присмотри за старичком. Если вдруг?… Да мало ли?… Приди к нему на помощь, центурион, помоги старому человеку – у тебя ножичек с собой?… Ну, и чудненько. Потом

подробно расскажешь. Поторопись, центуриончик – у нас вино может закончиться – зачем тебе проблемы? Иди.

____________________

Собака лежала в пыли. Земля под раскаленным солнцем окаменела, рассохлась и рассыпалась в пыль… В пыль… Собака лежала неподвижно… Ее бока ритмично ходили, язык вывалился, длинный, влажный… В пыль.

____________________

Петроний выпил сам. Вина хватит. Налил императору. Тот забрызгался. Капли стекали с его пальцев, покрытых рыжими волосами.

– Гай, по-моему, я задумался и забыл открыть рот. Опять будут пятна. Впрочем, нестрашно. Но вот, запах. Он мне неприятен настолько, что я уже хотел понаблюдать за тобой. Арбитр, ты бы мужественно перерезал жилы? Ну пошутил. Запаха этого… не нужно больше, Гай.

____________________

Петроний смотрел на пьяного веселого императора и не мог понять, что тот думает, о чем? где шутит? пьяный ли он?… Пьяный ли он?…

– Цезарь, может, ты отменишь приказ?

Император, облитый вином, продолжал пить… Но он услышал.

– Гай, Гай… А почему ты просишь за него?… – Он хлебнул еще фалернского и завопил:

– А он разрешил убить мам-мочку!… Мамулю… – слезы потекли по его красному лицу; рыжие мокрые волосы слиплись…

– Он мамочку убил! Финиш ему!

Цезарь взял амфору; налил вина себе и Петронию.

– Пей, Арбитр. Да, я сам бы его… Пей. Все решено. Уже решено У него был трибун преторианской когорты Гавий Сильван. Был… Три-бунчик… Центуриончик надежнее, Петроний. Ты еще пишешь? пишешь? пиши, Гай, пиши – зачем же тебе это все, Гай? пиши, просто пиши…

Из амфоры булькнуло, и принцепс грохнул ее об пол; затопал ногами, и ритмично хлопая в ладоши стал выкрикивать:

– Аонслованесказал! Когдамамулюубивали!… Финиш! Финишему!

____________________

Белая тога с красной каймой… и еще… Много белых тог… С кровавой каймой… И все без голов. Или с одной головой. И эту голову… К-кк… И нет.

– Сенаторы!… Мне нужно сообщить вам немного, но, видимо, все же нужно. Итак, сенат народа Рима… Вы уже знаете, нас покинул Луций Анней Сенека. Учитывая его годы, малую, вследствие этого, опасность для отечества, но, тем не менее, достаточную, ему было позволено самому покинуть нас. Э-э, хотя государственная измена – это серьезно. Очень серьезно. Однако – годы – это – святое. Да. Впрочем, изменников больше, чем мы предполагали. Сегодня нас покинет сенатор Тразея Пет… Или нет… Не он. Или он. Я уточню позже. Он оскорбил… Изменил… Юпитер свидетель. Доказательств полно. Разрешено самому перерезать. Не сможет – помогут. Естественно… Ну, вот такие новости. Ничего, собственно говоря, нового.