Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик

Она склонила голову набок и смотрела на него так, словно оценивала приз.

– Вероятно, вы самый дружелюбный и добрый человек, которого я когда-либо встречала. Обещайте мне, что со временем ваш характер не испортится. Постарайтесь этого не допустить.

Вильгельм улыбнулся.

– Все зависит от того, что принесет завтра. Но я обещаю.

Алиенора откинула голову назад и рассмеялась.

– О-о, очень дипломатично, сэр! – она склонилась в его сторону и легко похлопала его по руке. – Вы далеко пойдете.

– Я искренне надеюсь на это, госпожа.

Вильгельм поклонился в седле, радуясь шутливой беседе с ней. Однако под шутками скрывались серьезные вопросы. Римляне говорили, что истина в вине: мужчины и женщины выдают свои истинные, скрытые чувства, когда виноград развяжет им языки. Но истина заключалась и в том, что вроде бы беззаботно и непринужденно вставлялось в разговор. Это напоминало легкую паутину, которую надо было хватать, пока она пролетала мимо, а потом рассматривать на раскрытой ладони.

Отряд остановился у ручья, протекавшего перед обнесенным живой изгородью полем; надо было напоить лошадей и самим выпить вина. Некоторые, включая дядю Вильгельма, спешились, но юноша оставался на коне, только отпустил поводья, чтобы жеребец мог легко опустить голову в быстро бегущую воду. Сам Вильгельм пил из походной кожаной фляжки с ушками для подвешивания к поясу.

Оруженосец отошел немного в сторону, чтобы помочиться в кустах, и внезапно закричал, предупреждая об опасности. Вильгельм обернулся и увидел, как группа рыцарей галопом несется из рощи, расположенной в сотне ярдов от их небольшого отряда. Воины быстро приближались под стук копыт. Оруженосец припустил бегом, только пятки засверкали. Вильгельм отбросил фляжку в сторону, быстро развернул Фаувела, одновременно отстегивая щит, закрепленный на спине. Потом он просунул левую руку под небольшой ремень в задней части щита, схватил копье, прислоненное к стволу дерева, и, крепко его сжимая, понесся навстречу врагу.

Солсбери схватил Алиенору и быстро посадил на кобылу.

– Уезжайте, госпожа! – закричал он. – Быстро скачите в Лузиньян и не оборачивайтесь!

Солсбери сильно ударил кобылу по крупу, и Алиенора, в ужасе бросив один взгляд на быстро приближающихся рыцарей, дернула за поводья, пригнулась к шее кобылы и понеслась со скоростью штормового ветра.

– Отправляйтесь с королевой! – приказал Солсбери ближайшим рыцарям. – Проверьте, чтобы она добралась в безопасное место… Защищайте ее ценой своей жизни, если потребуется!

Противник уже почти настиг их. Солсбери выхватил меч, прыгнул на верховую лошадь и поскакал к месту, где стоял его конюх с боевым конем.

Когда рыцари приблизились, Вильгельм узнал серебристо-голубые щиты Джеффри и Ги де Лузиньянов, с которыми король Генрих никак не мог решить спор в последние месяцы. Они были сильными воинами, и стало ясно, что это не случайная встреча. Один из рыцарей противника изменил направление, определенно намереваясь перехватить королеву. Вильгельм направил Фаувела ему наперерез и выбил рыцаря из седла, с силой воткнув копье ему в живот. Всадник с жутким глухим ударом упал на землю, а его конь понесся прочь. Вильгельм развернул Фаувела, сбил еще одного преследователя и помчался, чтобы защитить дядю.

Добравшись до боевого коня, Солсбери спрыгнул с верховой лошади и ухватился за поводья жеребца. Но едва он поставил ногу в стремя, как подлетел несшийся во весь опор Ги де Лузиньян и пронзил ему позвоночник копьем. Вильгельм видел, как блестящий острый конец входит в тело дяди. Солсбери ударился о бок коня, потом его отбросило в сторону. Он раскинул руки, из одной из них выпал меч. Мгновение копье удерживало воина в стоячем положении, потом де Лузиньян начал его вытаскивать из тела врага, У Солсбери подогнулись ноги, и с выражением удивления налицо он ударился о землю; послышался глухой удар, умирающий перекатился на бок и уставился на Вильгельма. Рот был полон крови, а душа, судя по выражению глаз, уже отлетала.

– Нет! – закричал Вильгельм, и этот крик наполнил его яростью, перед глазами поплыл красный туман. – Предательство! – заорал он еще громче и воткнул шпоры в бока Фаувела.

Он намеревался добраться до де Лузиньяна, но путь ему преградили другие вражеские рыцари. Вильгельм сбил первого, потом второго. Затем он потерял копье и был вынужден достать меч. Это означало необходимость сходиться с противником вплотную. У него в ушах звенел боевой клич: «Лузиньян!» Никаких голосов, кричавших что-то другое, не слышалось, за исключением его собственного. Вскоре он уже так тяжело дышал, что не мог выкрикнуть «Деверо!» и надеяться на то, что кто-то ему ответит.

Рыцарь в толстом шелковом плаще поверх доспехов воткнул копье в грудь Фаувела. Жеребец упал, перебирая ногами. Вильгельм успел высвободить ноги из стремян и откатился прочь. Щит треснул в нескольких местах, меч был по рукоятку в крови. Он отступал от атаковавших его рыцарей, пока не уткнулся спиной в живую изгородь, огораживающую поле. У него горело в груди, он тяжело дышал, руки устали. Он знал, что находится в отчаянном положении, но это отчаяние придавало ему сил и не позволяло рухнуть. Он отбил пробные атаки, крепко прижимая щит к телу и держа меч наготове. В душе теплилась искорка надежды, что они устанут от попыток свалить одного человека и уедут. В конце концов его смерть – просто мелкая соломинка в сравнении с урожаем, который они собрали, убив его дядю. Мысль о позорном убийстве Солсбери заставляла его продолжать борьбу, даже когда Джеффри де Лузиньян предложил ему сдаться.

– Я не сдаюсь трусам и предателям, которые наносят удары в спину! – закричал он, но его голос напоминал что-то среднее между рыданием и рычанием.

– Ты близорукий дурак! – ответил де Лузиньян. – Это война, а не честная схватка на турнире.

Он пришпорил коня и понесся на Вильгельма, но молодой человек нанес сильный удар щитом по голове коня, и жеребец дернулся в сторону, чуть не сбросив седока. Два рыцаря бросились на Вильгельма, и, хотя были верхом, ему удавалось сдерживать их натиск, потому что ни один из рыцарей не хотел лишиться своего боевого коня или получить порез от меча Вильгельма, которым он очень хорошо владел. Он держал щит так, что они не могли до него добраться, не подвергая опасности животных.

Вместо того, чтобы атаковать Вильгельма спереди, как делали остальные, Ги де Лузиньян заставил своего боевого коня перепрыгнуть через живую изгородь на поле, где только что взошла пшеница. Он кентером поскакал вдоль живой изгороди к тому месту, где Вильгельм стоял к ней спиной, и снова воспользовался копьем, нанося удар сзади.

Боль оказалась такой же острой, как и стальной наконечник, и Вильгельм не смог сдержать крик, который вырвался из горла. Потом дыхание перехватило, началась агония. Его свалили, как загнанного оленя, щит стянули с руки и отбросили в сторону, меч тоже вырвали из ладони. Джеффри де Лузиньян встал над ним и приложил острие меча к горлу Вильгельма.

– Надо было сдаться, когда тебе давали такую возможность, – сказал он.