Вчера и завтра - Наталия Полянская

Ответ на этот вопрос общим быть не может — по определению. Классическая литература тут не поможет: уже вспоминавшаяся Даше Джульетта заколола себя кинжалом, Анна Каренина от безысходности бросилась под поезд, Офелия сошла с ума. Ни один из этих вариантов уже не кажется привлекательным, да и раньше Дарья действовала в состоянии аффекта, если можно так выразиться. По классике выходит, если ты любишь человека очень сильно, то жизнь без него тебе не мила. В чем же универсальный рецепт, и есть ли он вообще? Надо жить дальше. Даша, безусловно, хотела жить, но в чем же заключается притягательность жизни лично для нее? Только работа, домашние животные, подруги, мама? Уже немало пунктов, однако в этом ли прелесть жизни? Эти причины ничего не весили в тот день, когда Даша едва не выпила снотворное. Проснулся страх смерти? Но и через него легко перешагнуть. Столько вопросов без ответов, просто голова кругом идет. И главное — без Ники исчезла цель. Раньше целью была семья, уже потом — работа. Подмена одной цели другой была фальшивкой. Есть женщины, созданные для работы, а есть — созданные для любви, любила говаривать Софья Станиславовна. Даша всегда полагала себя промежуточным вариантом, но смерть Ники все расставила по своим местам. Гори она синим пламенем, эта работа, лишь бы Николай был жив. Это невозможно, и гореть синим пламенем приходится Даше.

Можно, конечно, ждать, пока все решится само собой. Плыть по течению. Наверное, тогда сработает эффект времени, боль действительно притупится, Даша привыкнет к одиночеству — потому что вряд ли она полюбит кого-то так же, как Ники, вряд ли еще раз выйдет замуж. Семи лет с любимым супругом хватило, чтобы Дарья поняла: кажется, она однолюбка. Ну что ж, не она первая, не она последняя. Можно кричать во весь голос хоть все дни напролет, крик ничего не изменит. Миру наплевать на твою боль, все одиноки, как и ты, в этом обмане, что называется обществом. Это фикция, что ты не одна. Даша осознавала это сейчас с убийственной ясностью.

Четыре извечных русских вопроса: «Что делать?», «Кто виноват?», «Едят ли курицу руками?» и «Где второй носок?». Даша улыбнулась, вспомнив любимую шутку Ники. Мемуары, что ли, сесть писать? Память — слишком хрупкая вещь, что-то забудется, драгоценные моменты будут безвозвратно утеряны, а так не хочется их терять. Но с другой стороны, не отодвинет ли это избавление от боли? Помнить Ники Даша будет и так, боль — не слишком нужный фактор в ее дальнейшем существовании. За прошедшие месяцы Даша устала от боли.

Повинуясь внезапному порыву, Дарья встала и направилась в спальню, где в тумбочке хранились те ее сокровища, на которые воры точно бы не позарились. Напоминая себе булгаковскую Маргариту, сидящую в дальней комнате и разглядывающую обгоревшую страницу с магическими словами о древнем городе Ершалаиме, Даша достала из нижнего ящика старую тетрадь в темно-зеленой обложке. В этой тетрадке были собраны стихи, которые Ники сочинял для нее в период ухаживания, да и потом частенько дарил — просто так, когда просыпалось поэтическое вдохновение. Дарья считала это ужасно романтичным, сама-то она не обладала талантами подобного рода и двух строчек срифмовать не могла. Вирши Ники не претендовали на место в высокой поэзии, но временами попадались очень даже ничего. К тому же, они были подарены ей, Даше, от всей души, а значит, уже являлись для нее гениальными. Погладив страницы, Дарья нашла свое любимое стихотворение — пожалуй, это было лучшее сочинение Ники.

Это была странная фантазия Ники, такой ему, как он объяснял, однажды приснилась Даша и сопутствующее этому сну настроение. Но ей всегда казалось, что здесь упрятано гораздо больше, чем муж ей рассказал. Иногда даже мерещилось, что эти стихи — не ей и не о ней, ведь она никогда, например, не курила. Но Дарья отгоняла дурацкие мысли: Ники написал стихи для нее и подарил. Мужчины иногда видят женщин в странном свете, даже любимых жен. А уж поэты тем более.

Все остальные творения Ники и рядом с этим не стояли, отличались прозаичностью и банальностью метафор, но Даша никогда не стала бы их судить, по указанным выше причинам. Для нее они все были прекрасны. Господи, как хорошо, что от ее брака с Ники остались лишь прекрасные воспоминания. Можно попробовать утешиться этим. Если получится.

…В ту ночь Даше приснилось, что она выходит замуж за Ники. Горят свечи, звучат торжественные слова клятвы. Даша поворачивается, чтобы жених поцеловал ее, Ники улыбается ей… А глаз у него нет.

Нет ничего проще, чем сказать себе:

— С этого дня я буду жить по-другому.

Гораздо труднее начать новую жизнь.

Вчера ночью, после пробуждения от жуткого сна, Даша приняла решение: она попытается наладить свою жизнь без Ники. Звучит по-прежнему очень страшно, но уже не абсурдно, и то прогресс. Она всегда будет любить погибшего мужа, никогда не выйдет снова замуж — мысль о повторном браке внушала отвращение, — но хоронить себя заживо тоже не годится. В конце концов, она живет в обществе, имеет обязательства, и все еще живая сама, хотя в течение этих месяцев напоминала всем окружающим ходячий труп. Аппетит не появился, многое из того, что трогало раньше, теперь оставляло равнодушной, но хотя бы себе самой было дано обещание жить дальше — а это уже немало.

По-прежнему не хотелось общества, и Даша редко отвечала на телефонные звонки и электронные письма. Она закольцевала свои дни: дом-работа-дом. На службе было немало дел, приближалась осенняя книжная ярмарка, и Дарья старалась оставить как можно меньше места для мыслей, страшных снов, размышлений о будущем. Все как-нибудь само устроится. Как-нибудь. Когда звонила мама, Даша умудрялась выдавать в трубку нечто бодрое и возвышенное, чем только раззадоривала любопытство и подозрения Софьи Станиславовны. Впрочем, матушка общалась и с Полиной Геннадьевной, так что реальное положение вещей ей было известно.

— Дашка, мне невыносимо смотреть, как ты занимаешься самообманом, — заявила Инесса в один из погожих сентябрьских дней. Сентябрь заканчивался, скоро середина осени, уже! Как быстро летит время. Как хорошо, что оно так быстро летит… Годы до старости пройдут, словно минуты. «И было ей семьдесят шесть, когда ее самой не стало. Нет, не страшила ее смерть, скорей, она о ней мечтала. Бывало, знаете ли, сядет у окна и смотрит, смотрит, смотрит в небо синее — дескать, когда умру, я встречу его там, и вновь тогда он назовет меня по имени…» — внезапно ворвалась в мысли «Лучшая песня о любви». Даша не сразу сообразила, что Инесса что-то от нее хочет.