Новенький - Уильям Сатклифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я всю одежду оставила у мужа. Не хотела ничего с собой брать. Хотела устроить ритуальное сожжение одежды, которую надевала в последний день, но не нашла подходящего места, так что просто бросила в кучу на Портобелло-роуд. Теперь вот по лавкам Ноттинг-Хилла собираю новый гардероб.
Более гибельного плана я и вообразить не мог, но сказал, что ее оптимизм «восхитителен». Я где-то читал, что жертвы кризиса среднего возраста хотят слышать нечто подобное.
– Правда же, она теперь красивая? – спросил Барри.
– Да, она... э... восхитительна.
– Спасибо. – Судя по выражению лица, она хотела, чтоб ей льстили дальше.
– Да, – сказал я. – Вы... Э... (Ну, выдавлю я из себя уже что-нибудь?) – Вы выглядите... (Тужься – тужься.) ...на двадцать лет моложе.
– Ты правда так думаешь?
О нет! Чудовищный ответ! Я был истощен. Ничего больше я изобразить не мог.
Слава богу, за меня вступился Барри:
– Ну разумеется – тебе же все об этом говорят.
Настала пора сменить тему.
– Вы теперь опять будете искать работу в школе? – спросил я.
– На хер школу, – ответила она. «На хер» у нее прозвучало как-то неправильно. По-моему, она чуть-чуть перестаралась, чтобы это слово вышло у нее без усилий. – Мы с Барри... (Как можно ставить рядом «мы с Барри» и «на хер»? Все не так.) Мы собираемся летом поработать на сборе фруктов в самых интересных районах страны, а потом я пущу свои сбережения на нашу поездку в Индию. Туда ехать лучше всего в октябре – сразу после сезона дождей. Может, останемся на зиму – будем жить в грязных гостиницах, дешево питаться...
– А что потом?
– В смысле – что потом?
– А что потом – что вы будете делать?
– Ох, ради бога, не будь таким обывателем. (Она начинала надо мной измываться.) «Что потом» и так превратило мою жизнь в кошмар.
Я притворился, что не понял.
– Что потом превратило вашу жизнь в кошмар?
– Нет – «что потом?» превратило мою жизнь в кошмар.
– Что «что потом?» превратило вашу жизнь в кошмар?
– Да нет – «что потом?». Из-за вопроса «что потом?» я всю жизнь занималась такой скукотищей.
– Понятно. «Что потом?» превратило вашу жизнь в кошмар.
– Именно.
– Но что вы будете делать, когда из Китая вернетесь? – Я нарочно ошибся. – На что будете жить?
– Из Индии, а не из Китая.
– Но на что будете жить? Как же учеба Барри?
– О господи! – закричала она. – Что ж ты такой старичок?
И вот тут мое сочувствие испарилось. Мало того, что она украла у меня лучшего друга. Эта морщинистая старая девка теперь мне же заявляет, что я старичок. Это уж слишком. Просто, черт возьми, ни в какие рамки. Я глубоко вздохнул и попытался успокоиться. «Хорошо, – подумал я, – смотри, дряблый климактерический ошметок, я тебе сейчас покажу, кто тут, блин, старичок...»
Я вежливо улыбнулся:
– Сколько вам лет было в шестидесятых? – спросил я.
– А что?
– Вам было двадцать с чем-то, правильно? – Да...
– Вот, наверное, безумное было время.
– Ну... да, в некотором роде.
– Вы слушали «Битлз»?
– Да – их все слушали.
– Живьем они небось великолепны были.
– Живьем?
– Живьем. Ну, на концерте.
– А. Живьем. Ну, если честно, ни на один концерт я так и не попала. А с чего это ты?..
– Так. А под кайфом – наркотики там, или еще что?
– Да нет.
– Катались с хиппи в Индию? Проходили полицейские кордоны в Марракеше?
– Нет.
– Может, занимались любовью в Гайд-парке под кислотой?
– Нет.
– Или, может, случайно так, изо всех сил готовились сдавать современные языки в Кембридже?
– Ну... э... Вообще-то, кое-что другое тоже иногда случалось.
Неплохо.
– Какая у вас степень? – спросил я.
– Бакалавр.
– В Кембридже?
– В Кембридже.
– Какого года выпуск?
– Шестьдесят пятого.
– Понятно. Еще полдесятилетия оставалось. А в шестьдесят седьмом – «лето любви» и все такое?
– Лето шестьдесят седьмого. Гм... я тогда... только поселилась в первом доме, в Финчли.
– С мужем?
– С мужем.
– Который тоже из Кембриджа?
– Который тоже из Кембриджа.
– А у него какая степень?
– Бакалавр.
– А факультет?
– Экономика.
– А потом?
– Работа.
– В Сити?
– В Сити.
– А вы в это время сидели с...
– Да.
Повисла неловкая пауза. Тут заговорил Барри:
– Мне кажется, это хорошо – наверстать упущенное.
Повисла вторая неловкая пауза.
Эта женщина – район психологического бедствия. Я должен спасти от нее Барри. Ради него самого. Я сканировал собственные мозги в поисках подходящей лжи.
– Кроме того, – сказал я, – вы не можете поехать летом собирать фрукты, Барри. Потому что мы договорились.
– О чем договорились?
– Договорились. Ну, ты же помнишь – в тот день. – Требовалось выдумать что-то удачное.
– Какой день?
– Тот. Ну, ты же помнишь – в том месте. – Получалось не ахти.
– Каком месте?
– В том. Ну... в Лондоне. – Он скоро сдастся.
– Где в Лондоне?
– Посреди Лондона. Ну, знаешь – в Вест-Энде.
– Что?
– Ну ты же помнишь. Мы в тот день после кино шли по Лестер-сквер и заключили договор, что в июле вместе поедем на месяц в Европу, а потом пошли в паб, ты надрался и вырубился.
Как замечательно, что Барри лишь смутно знаком с концепцией лжи.
– Ты уверен?
– Разумеется, блин, я уверен. Ты что, забыл? Я уже билет себе купил.
– О нет.
– Как же ты мог о таком забыть? Господи, Барри, какой же ты эгоист иногда.
– Прости, Марк. Из головы вылетело. Я, наверное, слишком надрался.
– И только из-за того, что ты однажды напился, я теперь должен целое лето слоняться по Европе в одиночку. Ну и урод же ты, Барри.