Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - Виктор Поротников

Кожа незнакомки светилась матовым блеском, глаза сияли, слегка припухлые губы были властно сжаты. Ее прекрасный лоб украшала диадема, в которой сверкали драгоценные камни. Вьющиеся волосы незнакомки были уложены в замысловатую прическу, какие не носят женщины на Руси.

– Как она похожа на тебя, – пробормотал Василий, оборачиваясь на мельничиху. – Это, случаем, не твоя сестра?

Мельничиха отрицательно мотнула головой:

– Ты же видишь, сия незнакомка не русских кровей.

Василий опять склонился над женским ликом на воде, который постепенно стал бледнеть, будто погружался в глубину, пока не исчез совсем.

– Запомнил свою суженую? – спросила волховица.

Василий не ответил, стараясь понять, каким образом мельничиха проделывает все это. Ведь это было ее изображение на воде! Если бы не прическа и не диадема, которые все-таки немного изменили ее внешность, сходство было самое полное.

Не дожидаясь ответа, волховица опять принялась за свое колдовство. Она шептала заклинания, размахивала руками, дула на воду. Вода в кадушке забурлила пузырями, хотя не было никакого пара.

– Гляди, гляди! – шептала мельничиха. – Вот человек, которого тебе в будущем надлежит остерегаться.

Вода в кадушке успокоилась. Из нее на Василия глядело лицо одноглазого длинноволосого мужа с крючковатым носом и шрамом на левой щеке.

– Кто это? – тихо спросил Василий.

– Сатана в облике человеческом, – так же тихо ответила волховица.

– Чем ты докажешь, что это правда? – вызывающе спросил Василий.

– Будущее докажет, – спокойно ответила прекрасная колдунья.

– Где я окончу свои дни?

– Далеко от Руси. – Волховица наклонила над столом кувшин с медовой сытой, но из кувшина полилась не сыта, а стал сыпаться песок тонкой струйкой. – В далекой стране, где солнце палит немилосердно, где существуют мертвые наравне с живыми и откуда нет возврата.

– Ты не сказала, прославлюсь ли я?

Волховица как-то странно посмотрела на Василия.

– Прославишься, коль найдешь магические надписи на горе, что возвышается над рекой Иордан.

– Только и всего? – удивился Василий.

– Только и всего, – грустно улыбнулась волховица, – ежели не считать, что путь к той горе лежит через три моря и три горных кряжа, через реки бурные и знойные пески, по костям мертвецов и сквозь полчища жестоких врагов. Таким будет твой земной путь, младень. Путь к славе и… смерти.

– Да не стращай ты меня! – проворчал Василий.

– И не помышляю, – ответила волховица, – что тебе Судьбой предначертано, о том и говорю.

* * *

…Проснулся Василий будто от толчка. Приподнялся. Огляделся. Звездная теплая ночь распростерла над ним свои темные крылья. Он сидел на берегу реки под ракитовым кустом, вокруг не было ни души. Засохшая кровь исчезла с его лица и головы, не было веревок у него на руках.

В памяти Василия еще звучали слова красивой волховицы, лики будущего, вызванные ею, вновь проплывали перед ним, таинственные и зловещие. Вспомнился окровавленный Жидята, сыны его и колдовские распахнутые очи, взгляд которых проник в самую душу Василия.

Быль иль небыль, сон иль явь?

Дома Василия встречали с радостью и слезами. Амелфа Тимофеевна упала сыну на грудь. Друзья-побратимы поочередно тискали его в своих объятиях. Анфиска не могла сдержать счастливых слез.

– Уж не чаяли живым тебя увидеть, – говорил Василию Потаня. – Где же ты пропадал два дня и две ночи?

– У Ядрея Дорофеича в гостях подзадержался, – с мрачной усмешкой ответил Василий.

– Мы тоже подумали: коль ты вознамерился за Святослава стоять, значит, бежал вместе с тысяцким в Псков, – сказал Фома. – Ядрей-то в Псков подался, и сотоварищи его туда же бежали.

– Святослав Ольгович в Смоленск убег вместе с женой и детьми, – вставил Костя Новоторженин.

– Что творилось в Новгороде вчера и позавчера! – воскликнул Домаш.

– Что же именно? – загорелся любопытством Василий.

Перебивая друг друга, побратимы поведали ему, что третьего дня рано поутру люди тысяцкого зарезали кого-то из посадских и дом посадника подожгли. Пожар на соседние дома перекинулся, народ всполошился. Поджигателей поймали и утопили в Волхове, одним из них оказался купец Нифонт.

Затем ремесленный люд ринулся на дома знати. Дом боярина Братилы раскатали по бревнышку. Подпалили дом рыжебородого Стаса, а его самого топором зарубили. Чадь боярская и людишки тысяцкого день и ночь напролет бились с народом по всей Торговой стороне. Ядрей посылал гонца к Святославу за подмогой, но князь не стал вмешиваться, собрал барахлишко и утек в Смоленск.

Видя, что народ одолевает, сторонники Святослава стали разбегаться кто куда. Одни бежали в Ладогу, другие в Псков.

– Посадник на вече ратовал за сына Юрия Долгорукого и предложил новгородцам послать гонца в Суздаль, – в заключение добавил Потаня, – а заодно готовиться к войне с киевским князем, ибо не простит новгородцам Всеволод Ольгович такого самоуправства. На том и разошлись.

– Весело живете, – с горькой улыбкой промолвил Василий.

– Да уж куда веселей! – обронил Потаня.

Видел Василий, что ждут его друзья, когда он поведает им о своих злоключениях, но не знал он, как рассказать о пережитом. Может, все это ему приснилось?

Чтобы не обижать друзей, Василий поведал им, что после размолвки с тысяцким ушел он с тайного боярского сборища. На темной улице напали на него неизвестные люди, оглушили и бросили в подвал. Как выбрался оттуда, Василий сам не возьмет в толк. Очнулся он в лесу на берегу Волхова.

– Может, опоили тебя чем? – проговорил Фома.

– Может, и опоили, – пожал плечами Василий. – Ничего не помню.

– Совсем ничего? – поинтересовался Домаш.

– Одного из злодеев, кажется, Жидятой звали. Может, это был мельник Жидята?

– Мельника Жидяту убили вчера, – сказал Потаня, – а женка его и сыновья сгинули незнамо куда.

– Кто же теперь на их мельнице живет? – спросил Василий.

– Никто не живет. Мельница та в княжеском владении. Вот приедет новый князь, поселит там кого-нибудь.

– Я хочу осмотреть Жидятину мельницу, – сказал Василий.

– Давайте съездим, – согласился Потаня.

После полудня сели молодцы на коней и поскакали к Жидятиной мельнице. Это было по дороге к Рюрикову городищу.

В доме мельника всюду были следы поспешного бегства. В одной из комнатушек Василий задержался. Он узнал стол, за которым ему довелось посидеть, узнал кувшин и кадушку, стоящие на нем. В кадушке была вода. На полу валялся обгоревший березовый веник. Значит, это был не сон!