Империя коррупции. Территория русской национальной игры - Владимир Рудольфович Соловьев

Любовь российского чиновничества к яхтам, иностранной собственности и бесконечно дорогим часам, то есть к откровенной пошлости, стала уже притчей во языцех. Не случайно Владимир Ресин навсегда войдет в историю не как человек, который отреставрировал Большой театр, а как обладатель часов за миллион евро, как запомнится и феноменальная по глупости фраза, которой он пытался объяснить их появление, – что, мол, часы у него на самом деле вовсе не за миллион, а намного дешевле, тысяч за тридцать. От такого уже никогда не отмыться. Но разве он одинок? Разве многие губернаторы и министры не прославились неумелым и страстным поклонением безделушкам? Разве в конечном итоге это не приводит к дикому падению доверия к власти? Потому что мы хорошо понимаем, что люди, выступающие с экранов телевизора, никак не могли приобрести эти вещи честным путем. Ну ладно, допустим, кто-то из них когда-то занимался бизнесом, однако сейчас на каждом выступающем надето побрякушек столько и таких, что даже его годовой зарплаты никоим образом не хватит, чтобы приобрести хотя бы одну из них.

* * *

Как ни парадоксально это может прозвучать, но во многом российская коррупция связана с рабской ментальностью, с пониманием, что репутация в нашей стране ничего не значит и никак не влияет. Общественное мнение ни в коей мере не влияет на карьеру чиновника. Мы помним, что на протяжении веков все, с чем была связана жизнь россиянина, сводилось лишь к одному: любит царь или не любит. И ужас именно в том, что успешность или неуспешность карьеры всегда в первую очередь зависела от благоприятного отношения властей предержащих и только потом – от способностей, талантов, знаний и умений. Не случайно такое количество великих сынов России закончило свои дни в изгнании либо в опале – и подобная участь могла постигнуть как Петра Яковлевича Чаадаева, так и Александра Васильевича Суворова. Из осознания того, что ни в какой момент российской истории нельзя было опереться на справедливый суд, на честные законы, на действительное равенство всех, вырастало понимание, что твое благосостояние и весь твой успех зависят от клана, к которому ты можешь себя причислить.

К кому ты принадлежишь, за кого ты держишься – все то, что мы так ненавидим в окружающем нас мире национальных диаспор, которые растут внутри себя, коррумпируют все вокруг и рассаживают своих людей на правильные места, во многом омерзительно для нас именно потому, что является сатирическим, гротескным изображением жизни всех россиян. Только зачастую наши кланы группируются не по этническому и религиозному признаку, а по признаку «кого знаешь» и «кому кем приходишься». Именно поэтому, видя в кривом зеркале диаспор отражение нашей общей народной психологии, мы с ненавистью пытаемся его отринуть, но по-прежнему прощаем себе. Мы, опять-таки, не хотим признаться самим себе в собственном несовершенстве, как не хотим и понять, что исправление начинается не с биения лбом об пол в церкви, мечети или синагоге, а с простого и ясного осознания равенства всех перед законами и принципа «дорогу профессионалам». Не торопимся выдвигать на первый план не фактор личной преданности, а фактор профессионализма.

Да, конечно, есть гораздо более простые психологически и понятные технологически меры борьбы с коррупцией. И они хорошо известны – в частности, принятие всех без исключения статей конвенции о борьбе с коррупцией, включая жесткий контроль над расходами и обоснование расходов как чиновников, так и членов их семей. Но все это вторично, потому что любая переделка человеческой натуры не может быть осуществлена только благодаря каким-то принятым законам. Зачастую происходит обратный процесс: если законы привнесены извне, а не выстраданы народом, они подминаются в своем конкретном исполнении под внутренние болезни народа.

Страшный пример – то, что произошло через несколько десятилетий после того, как чернокожими американцами, решившими на волне ностальгических чувств вернуться в Африку, было создано независимое демократическое государство Либерия. Можно даже не рассказывать, к каким кошмарам в реальном мире это в итоге привело в конце прошлого века. Не случайно все более или менее благополучные страны Азии и Африки, как бы они ни выглядели, в конечном итоге никогда не оказывались целиком и полностью демократическими – всегда с очень большими оговорками. И если приглядеться как следует, выясняется, что действительно, скажем так, эталонная демократия существует лишь в странах, где большинство населения обладает вполне конкретным психологическим складом.

Не хочу вдаваться в тонкости связей национального менталитета с государственным устройством, но довольно сложно найти демократические мусульманские страны. Действительно сложно. Хотя, наверное, если поискать как следует, такие найдутся. При этом уровень коррупции опять-таки будет зависеть не от степени демократичности, а от ментальных установок народа и его отношения к происходящему. Да и, пожалуй, в принципе сложно обсуждать коррупцию в арабских странах – во-первых, потому что мусульманский мир остается очень закрытым для нас, а во-вторых, когда все де-факто принадлежит семьям и наблюдается дикое сословное или даже кастовое расслоение общества, говорить о коррупции попросту смешно. Там просто по закону одним можно все, а другим нельзя практически ничего, и если что-то и достается народу, то зачастую это оказываются подачки. На первый взгляд, из этого ряда выбивалась Ливия, однако еще раз отмечу, что в данном случае я говорил именно о странах, живущих по законам шариата, а Ливийская Джамахирия не была шариатским государством.

С точки зрения наблюдений за национальным менталитетом бывает интересно посмотреть на поведение бывших россиян, когда они оказываются за рубежом. Ведь даже тип мафиозной активности не самых порядочных наших граждан во многом воспроизводит ментальность российской государственности. Здесь опять-таки существует клановость, и опять-таки происходят попытки создать схемы, при которых своим можно все.

Я вообще считаю нашей огромнейшей проблемой то, что у нас плохие законы. Были бы хорошие – народ не нарушал бы их в таком количестве и не стонал бы. Причем законы, не относящиеся к коммерческой деятельности, – это еще полбеды. Но все, что касается отношений человека и государства, человека и милиции, конечно, настоящая беда. Не могу не согласиться с утверждением, называющим одной из главнейших наших проблем то, что государство перестало быть для людей. Поэтому фраза, которую приписывают Бенито Муссолини – «друзьям все, врагам закон», – в России, конечно, приобретает несколько другое звучание. В России закон – никому. У нас закон как таковой больше похож на палку для битья, потому что и принимается непонятно как, и практика его воплощения делает выполнение закона достаточно специфическим. К слову, колоссальной пощечиной всей российской юриспруденции явился тот факт, что суд между Абрамовичем и Березовским идет в Лондоне по британскому законодательству. Это какой-то дурной анекдот. Стоило столько лет пытаться очистить юридическую систему, если все равно такое происходит!

Конечно, мы в очередной раз пытаемся требовать от властей, чтобы они, если угодно, были декабристами, строго спрашивая за то, что привычно прощаем себе. Но когда, с одной стороны, за получение взятки в пару сотен тысяч рублей человека заключают на несколько месяцев под стражу в СИЗО, где он умирает от сердечного приступа, а с другой – бывший губернатор Тульской области, которому инкриминируют получение взятки в несколько десятков миллионов рублей, спокойно находится под домашним арестом, иначе как издевательством над законом такую ситуацию не назовешь.