Свинец в крови - Рафаэль Кардетти

Она остановила машину невесть где, в какой-то глуши, в вонючем пригороде, и, наставив на своего пассажира револьвер, велела ему выйти.

Добравшись через два часа до Управления уголовной полиции, тот ворвался в кабинет Лопеса и разрыдался на плече у комиссара. Последний, верный своим принципам, немедленно принял необходимые решения.

Чтобы Сара не повгоняла в депрессию всех членов бригады, одного за другим, лучше было не давать ей новую жертву. Отныне ей предстояло работать без помощников.

Кроме того, болван, позволяющий вышвырнуть себя из патрульной машины во время задания, заслуживал того, чтобы его отправили разбирать бумажки в одном из кабинетов под самой крышей, где летом температура поднималась до сорока градусов. В любом случае для ведения расследований, которые отныне собирался поручать ему Лопес, требовались уголок стола и хорошо заточенный карандаш, и не более того. Отныне бедолага специализировался на преступлениях на почве ревности, совершаемых в домах престарелых.

А свою следовательницу Лопес с тех пор оставил в покое. Но взамен Сара не могла рассчитывать на чью-либо помощь.

К счастью, Кантор сел на мотороллер. Сара с облегчением включила зажигание и в свою очередь стала лавировать среди автомобилей. Ей кое-как удалось проследить путь двухколесного средства передвижения до конечной точки, квартала, расположенного на южной окраине Парижа, возле окружной.

Издалека она увидела, как объект наблюдения свернул во двор серого жилого дома. Тогда она въехала на площадку для парковки грузовиков метрах в двадцати от входа и заглушила мотор. На улице было тихо и спокойно. Только в легковом автомобиле, припаркованном чуть дальше на противоположном тротуаре, обнималась какая-то парочка.

Со своего места Сара не могла разглядеть лиц пассажиров, но в свете фонаря, стоявшего прямо перед автомобилем, четко, как в театре теней, вырисовывались их движущиеся силуэты.

Возможность такого проникновения в частную жизнь забавляла Сару; она закурила и стала наблюдать за происходящим. Это продолжалось несколько минут, а потом водитель обернулся и заметил огонек ее сигареты. Он что-то сказал своей пассажирке, и та тоже принялась вглядываться в темноту.

Сара почувствовала себя немного виноватой в том, что нарушила покой этих людей. Ее присутствие явно смущало их. Она с сожалением оторвалась от увлекшего ее зрелища и погрузилась в чтение старой газеты, валявшейся на заднем сиденье. Новости уже давно устарели, но ее они устраивали.

Минут через десять Сара прочла все статьи, представлявшие хоть какой-то интерес. Она посмотрела на дом, в который зашел Кантор: в подобных кварталах стояли сотни подобных зданий. Совершенно безликие, одинаковые обиталища представителей среднего класса, не имеющих достаточно средств, чтобы поселиться в центре города.

Окна в квартире консьержки на первом этаже были темными. На фасаде светилось несколько окон, но в дом никто не входил и никто оттуда не выходил. В такое время жильцы отдыхали в кругу семьи после трудового дня. Только преступники и холостяки идут куда-то в то время, когда честные люди уже ложатся спать.

Сара вздохнула, отгоняя тоскливые мысли о полном отсутствии личной жизни. Еще несколько минут она смотрела на дом, а потом снова перевела взгляд на влюбленную парочку.

Они вроде бы немного успокоились. Водитель разговаривал по телефону, время от времени поворачиваясь к своей пассажирке, чтобы пересказать ей слова своего собеседника, а потом возобновлял разговор.

После того, как он отложил телефон, женщина ненадолго включила тусклую лампочку на потолке и стала рыться в бардачке. На мгновение высветился профиль сидевшего за рулем мужчины. Лет сорока, хорошо сохранившийся, с взлохмаченными волосами, в джинсовой куртке и водолазке... У малышки неплохой вкус.

Саре пришелся бы по душе такой экземпляр, пусть даже для мимолетных отношений. Встретиться в машине, разговоров не нужно, сделать, что хочется, а потом все возвращается на круги своя, включая законную супругу, которая будет получать цветы от виноватого мужа чаще, чем прежде. Никакой траты времени, ничего лишнего. Радости супружеской жизни без малейших присущих ей тягостей.

Ясно было одно: Сара больше не нуждалась в напарнике — ни в жизни, ни в работе.

Мужчина с нервным жестом повернулся к своей спутнице, и та тут же погасила лампочку. То, чем они собирались заняться, не нуждалось в освещении. Прямо хоть вешай на дверцу табличку «Адюльтер. Не беспокоить».

Сара наполовину опустила стекло. Порыв ледяного ветра освежил воздух в машине. Она снова достала сигарету, рассеянно закурила, уставившись вдаль, на рекламный щит, стоявший метрах в пятистах впереди, потом швырнула окурок на асфальт. Слабая вибрация в заднем кармане джинсов: кто-то пытается связаться с ней по мобильному.

Она нажала кнопку ответа, и в трубке сразу же послышался резкий голос комиссара Лопеса:

— Сара, возвращайся домой.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты немедленно уехала оттуда, где сейчас находишься. Отправляйся отдыхать, завтра много дел.

— Но я...

— Я прекрасно знаю, где ты находишься, — перебил Лопес. — Тебе нельзя оставаться перед домом Кантора, это его насторожит.

— Я в Пятнадцатом округе. Алекс Кантор живет в получасе езды отсюда.

— Я имею в виду не Алекса Кантора. Я говорю о его отце, Луиджи. Его адрес: улица Морийон, дом тридцать четыре. Ты там?

— Комиссар, вы скрывали от меня дар ясновидения. Откуда вы знаете, где я?

— Этого я тебе объяснить не могу. Сара, уезжай оттуда, и точка. Езжай домой, завтра поговорим. Это не предложение, а приказ. Раз в жизни послушайся.

Лопес отключился, не дав Саре времени для возражений. Она ничего не понимала. Начальник никак не мог знать, где она находится. Она даже не сказала ему, что собирается следить за Кантором. Эта идея пришла ей в голову внезапно, когда она выходила с работы.

Во всем этом была какая-то тайна. Она находилась одна, на краю света, на пустынной улице, в десятом часу вечера.

Впрочем, если подумать, она была тут не одна. И улица вовсе не была такой уж пустынной.

— Ты их видел?

— Было бы странно, если бы я их не видел. Они делают все, чтобы их заметили. Это-то меня и волнует больше всего. Они хотят показать мне, что они здесь, что они бдят, словно вестники несчастья... Я должен готовиться к худшему.

— Когда они приехали?

— Три часа назад. Хорошо еще, что без сирен и мигалок. Они уверены в себе. Плохой признак.

Хотя зрелище, которое представлял собой мой отец, в последнее время разрывало мне сердце, я не мог не смотреть на него. Его лицо исхудало и стало совсем бледным. Под глазами залегли глубокие тени, как при лихорадке.

Из-за болезни его плохо выбритые щеки ввалились. Кожа так обтянула выступающие скулы, что, казалось, вот-вот лопнет. Его поредевшие волосы, некогда черные как смоль, липли к вискам и шее.