Анатомия глупости - Марина Линдхолм

Какое тело вы хотели бы иметь?

Похоже ли ваше тело на ваш идеал?

А теперь возвращайтесь к началу и пройдите по всем упражнениям и вопросам еще раз.

И без дураков, не ленитесь, а то так и будете бояться того человека, ну, который придет.

С телами более или менее понятно.

Теперь поговорим о нас самих.

Почему же мы себя не любим?

Ну, легче ответить на вопрос: почему не всегда у нас лето или почему не всегда светит солнце.

Себя любить вообще очень сложно, практически невозможно. Мы постоянно себя сравниваем с другими, и сравнение обычно не в нашу пользу.

Вспомните школу.

Первый класс, первые уроки, и уже учитель открывает рот и говорит: «А вот эти буквы кривые, а вот эта цифра неправильная». И ставит жирный красный кол.

Типа оценки знаний – один балл.

В моем школьном детстве была такая учительница по физике. Она была садисткой, сейчас я понимаю это.

Садистка – это не та, которая любит работать в саду и сажать цветочки. Это та, которая любит причинять боль другому человеку и наблюдать, как он страдает.

Это страдание возбуждает садистку. Ее глаза загораются, ноздри раздуваются, она дышит полной грудью, начинает притопывать и прихлопывать, голос звенит – у нее прилив энергии. Она счастлива.

Входя в класс, она устремлялась к доске и на ходу сообщала тему урока.

Не здоровалась. Не смотрела на нас.

Затем следовало быстрое объяснение новой темы спиной к классу, затем начиналась кульминация урока – фронтальный опрос.

Она задавала вопрос из предыдущего урока и поднимала учеников одного за другим.

Мои товарищи мычали и блеяли, потому что от страха теряли дар речи, а наша валькирия продолжала указывать пальцем на очередную жертву: ты, ты, ты…

Доходило до того, что столбами стоял весь класс.

Бедняги, те, до кого еще не дошла очередь, не догадывались даже заглянуть в учебник, чтобы ответить на ее вопрос. Все были парализованы.

Заканчивалась экзекуция тем, что из 30 человек хоть один, но выходил из ступора и отвечал на вопрос. Остальные получали оценку «два».

В классном журнале столбиком могли появиться 25–27 двоек. Она называла это «принципиальностью».

Позднее я видела такие же лица, как у нас, в фильмах про войну, когда фашисты выбирали из строя пленных группу к расстрелу. Ты, ты, ты и ты… очень похоже.

Замечу, что нам тогда было лет по 12–13, а повторялась экзекуция чуть ли не каждый день.

Вообще советская школа очень способствовала тому, чтобы маленький человек находился в состоянии постоянного обесценивания.

Обесценивание – вот тот дьявол, который пожирает наши бессмертные души. Вот тот дракон, который разрушает нашу любовь к жизни, к людям, к себе самим.

Вот тот вампир, который выпивает из нас радость, надежды, мечты…

Обесценивание – уничтожение того, что человек думает, видит, полагает.

В конечном итоге это уничтожение самого человека.

Нет, не физическое, но нравственное, эстетическое, общечеловеческое.

Обесценивание происходит на каждом шагу, ежесекундно.

Обесценивание стало привычным и обычным. К нему перестали относиться как к чему-то ужасному, словно оно – всего лишь плохие манеры.

Вот что я вам скажу – обесценивание – это очень, очень, очень плохие манеры.

Уверена, что вы слышали:

– Сама дура.

– Ишь, какая умная…

– На себя посмотри.

– То, что ты сделала, ужасно.

– Никуда не годится.

– Как курица лапой.

– Что это за каракули?

Одна моя школьная подружка, ну, та самая, которая была уверена в себе, любила говорить мне, оценивая мою обновку:

– Ну, тебе-то нормально, сойдет. Но я бы себе ни за что не купила.

Мама и иже херувимы любили поджимать губы на любые мои действия. У мамы это называлось: я хочу, чтобы ты сделала еще лучше. То есть хорошо – это еще недостаточно и похвалы недостойно, надо, чтобы было совершенно.

Помните, как мама приходила с родительского собрания? Повторю, я была отличница, на собрании про меня не могли сказать ничего плохого. Тем не менее мама поджимала губы. Хвалить меня – значило перестать делать меня еще лучше.

Хвалить нельзя, потому что можно человека испортить, он зазнается, станет увереннее.

А если человек станет увереннее, станет труднее им управлять. Всегда легче управлять человеком слабым, запуганным, неуверенным в себе.

Тут и выходит на сцену ее величество Скромность.

Вот что надо бы рассмотреть под микроскопом – скромность.

Материал из Википедии:

Скромность – качество характера человека, выражающееся в следующем:

– умеренность во всех требованиях;

– не стремление к богатству и роскоши;

– не стремление первенствовать, показывать себя;

– соблюдение рамок приличия;

– степенность в общении с другими людьми.

Качества, противоположные скромности: самоуверенный, самонадеянный, самолюбивый, себялюбивый, гордый, заносчивый, наглый, нахальный и пр.

Умеренность во всех требованиях: буду есть, что дадут, спать, где придется, носить какую попало одежду, делать ту работу, которую дадут, получать ту зарплату, которую назначили, жить в той квартире, которую мне выделили, думать те мысли, по поводу которых мне внушили, что они хорошие.

Не стремление к богатству и роскоши.

Смотрите, в этом определении слепились два слова – богатство и роскошь.

Богатство – это просто достаточно денег и чуть больше. Роскошь – это очень, очень много денег, большие излишки.

Согласитесь, что и то, и другое все еще имеет в нашем уме негативные оттенки, что-то типа «все богатые – буржуи и кровопийцы, все богатые-преступники, плохие и злые…»

То есть, противопоставив себя плохим богатым, мы автоматически попадаем в разряд хороших. Но бедных и скромных.

Скромность считалась и считается чуть ли не основной добродетелью христианской морали.

Христианство скромность возвышает до смирения, то есть отсутствия протеста против тягот жизни, покорного согласия с тем, что происходит с тобой в этой жизни.

Бьют тебя – молчи и терпи. Бог терпел и нам велел.

Ох, найти бы мне этого гения, который сочинил эту присказку-поговорку.