Московская битва.1941-1942 - Сергей Петрович Алексеев

Огневой, задорный народ кубанцы. Собрались в дивизии казаки из станиц Советской и Вознесенской, Отрадной, Попутной, Лабинской, Кавказской и многих других.

Хороши под кубанцами кони. Хороши у кубанцев песни. Шашки в бою как молнии.

Во многих боях рубились кубанцы. Особенно памятен бой у деревни Горбово.

Наступали тогда казаки, гнали врага на запад.

Захватили конники Горбово, но тут на помощь своим подошли фашисты. Дивизия приняла встречный бой.

Плиев решил ударить во фланг противнику. Однако идти в атаку нужно было открытым местом. Прямо от села начиналось большое поле.

Ветер бежит по полю. Гонит с бугра снежинки. Смотрит на поле Плиев. Хорошо, конечно, ударить во фланг, однако сколько людей погибнет здесь на открытом месте.

Задумался генерал. Вдруг слышит:

– Товарищ комдив!

Поднял Плиев голову. Видит – стоит перед ним казак. Казак настоящий, с усами, в кубанке. Уже в годах.

– Откуда, служивый?

– Из станицы Попутной.

– Слушаю вас, товарищ.

– Товарищ комдив, дозвольте совет.

– Совет так совет, – улыбается Плиев.

Подошел казак к генералу, стал что-то шептать на ухо.

Слушает Плиев:

– Так, так.

Руками что-то казак показывает. Улыбается Плиев:

– Так, так. – Совсем оживился Плиев: – С удальством, по-казачьи, значит?

– Так точно, по-дедовски, товарищ комдив.

Дал Плиев команду идти в атаку.

Построились казаки на улицах Горбова. С места взяли в карьер, в галоп. Донеслись до околицы. Вот и открытое поле. Помчались кони вперед на врага.

Но тут встретили фашисты конников залпами. Вот неудача! Повалились из седел всадники. Повисли на стременах. Разгоряченные кони вперед несутся.

Довольны фашисты: отбили атаку. Несутся по полю кони, тащат тела казаков. «Ага, и лошади будут наши!» – рады фашисты двойному везению. Кони и правда несутся к ним. Вот-вот и хватай скакунов за уздечки.

И вдруг… что такое?! Не верят фашисты своим глазам. Видят и все же не верят. Остановились вдруг кони в беге. Ожили, как в сказке, убитые всадники. Поднялись на стременах. Приложили к плечам автоматы. Огнем, как косой, по фашистским рядам прошли.

Увенчалась успехом казацкая хитрость. Откатились назад фашисты. Взяли в галоп эскадроны. Острой казацкой шашкой довершили лихое дело.

Горд Исса Александрович Плиев:

– Джигитовка! Высший казацкий класс!

Среди лесов и полей Подмосковья затерялось небольшое село Сергеевское. Стоит оно ладное-ладное. Избы словно только родились на белый свет.

Любит Наташка свое Сергеевское. Резные ставни. Резные крылечки. Колодцы поют здесь песни. Калитки поют здесь песни. Басом скрипят ворота. Соревнуются в крике голосистые петухи. Хороши леса и рощи. Малина в лесах, орешник. Хоть на возах вывози грибы.

Любит Наташка свое Сергеевское. Речка журчит здесь Боря. Хороши берега у Бори. Травка. Песочек. Склонились ивы. Рыбий под вечер всплеск.

И люди в Сергеевском тоже особые. Добрые-добрые! Солнце Наташке светит. Люди Наташке светят. Дарит улыбки мир.

И вдруг оборвалось все, как сон, как тропа над кручей. Кончилась мирная жизнь в Сергеевском. Опалила война округу. Попало к врагам Сергеевское.

Вступили в село фашисты. Разместились фашисты в крестьянских избах. Выгнали жителей всех на улицу.

В погребах и землянках укрылись люди. Живут все в страхе, как темной ночью.

До самой зимы, до снега в руках у врагов находилось Сергеевское. Но вот долетела сюда канонада. Сверкнула радость – идут свои!

– Свои!

Ждут в Сергеевском избавления. Ожидают нашу армию. И вдруг обежали фашисты погреба и землянки. Выгнали снова людей на улицу. Согнали в сарай, что стоял на краю Сергеевского. Закрыли на все засовы.

Смотрит Наташка: вот мамка, вот бабка, соседи, соседки. Полно народа.

– Чего нас, мамка, в сарай загнали? – лезет Наташка.

Не понимает, не знает, не может ответить мать.

Сильнее слышна за селом канонада. Радость у всех:

– Свои!

И вдруг кто-то тихо, затем что есть силы:

– Горим!

Глянули люди. Дым повалил сквозь щели. Огонь побежал по бревнам.

– Горим!

Бросились люди к дверям сарая. Закрыты двери на все засовы. Даже снаружи чем-то тяжелым подперты.

Все больше и больше в сарае огня и дыма. Задыхаться начали люди. Не хватает Наташке воздуха. Пламя ползет к шубейке. Уткнулась, прижалась Наташка к матери. Ослабла, забылась девочка. Сколько времени прошло – не знает. Вдруг слышит:

– Наташка! Наташка!

Открыла глаза Наташка. Не в сарае она, на снегу, под чистым небом. Ясно Наташке: успели наши, пришло спасение. Улыбнулась Наташка и вновь забылась.

Перенесли ее в дом. Отлежалась, к утру поправилась. А утром побежала девочка по селу. Как именинник стоит Сергеевское. Запели опять калитки. Запели опять колодцы. Заговорили ворота басом. Бежит Наташка. Снег под ногами хрустит, искрится, озорно белизной сверкает. Добежала до речки Вори. Взлетела на кручу. Остановилась вдруг, замерла. Холм из свежей земли над Ворей. Красная звездочка сверху вкопана. Дощечка под звездочкой. На дощечке идут фамилии. Смотрит на холм Наташка. Два солдата рядом стоят с лопатами.

– Кто здесь такие, дяденьки? – показала на холм Наташка.

Посмотрели бойцы на девочку:

– Спаситель здесь твой лежит.

Войны без смертей не бывает. Свобода нелегкой ценой достается.

Стрелковая рота вступила в село. Правда, не первой. Освободили село другие. Еще утром бежали отсюда фашисты.

Идут солдаты вдоль главной улицы. Сохранилось село. Быстро бежали фашисты. Ни сжечь, ни разрушить ничего не успели.

Подошли солдаты к крайнему дому. Дом-пятистенок. Калитка. Ворота. На воротах написано что-то. Заинтересовались солдаты. Читают: «Прощай, Москва, уходим в Берлин. Ефрейтор Беккере».