Геносказка - Константин Соловьев

— Звучит весьма… невероятно.

— Я гарантирую результат. И если он вас не удовлетворит, я буду находиться рядом. Уверена, тот же господин Антропос с удовольствием возьмет на себя наблюдение за трансформацией. И примет соответствующие меры, если она пойдет… не так.

— Вы правы. Кажется, вы самая рассудительная и профессиональная из всех геноведьм, что я видел. Может, у нас с вами что-то и получится.

— В таком случае время задать следующий вопрос.

— Какой?

— Что я хочу за это получить?

Бруттино испустил короткий вздох — словно крыса пробежала по деревянной полке буфета — и вытащил из-под стола туго набитый кошелек. Оценив его размер, Гензель едва сдержался от одобрительного кивка. Куклы господина Варравы покинули театр не с пустыми руками. Судя по всему, они прихватили плату за свои многолетние выступления. Может, и чуть больше.

Едва взглянув на кошель, Гретель дернула подбородком.

— Меня не интересует золото.

— Здесь две тысячи гунналандских ливров, госпожа Алиция. Очень приличное состояние.

Гретель удалось презрительно и весьма естественно махнуть рыжим хвостом.

— Золото — всего лишь металл. Он почти не используется в реакциях геномагии.

Бруттино усмехнулся. Усмешка его была похожа на горизонтальный надрез в старой древесине — точно какой-то мальчуган мимоходом полоснул по коре складным ножом.

— Тогда скажите, чего вам надо.

«На крючке, — понял Гензель, сжимая украдкой кулаки. — Уже на крючке, хоть сам того не понял. Хитрая, расчетливая, кровожадная и дерзкая деревяшка, проведшая среди людей много лет, но не познавшая по-настоящему их образа мыслей. Слишком глупа, слишком жадна. Природы не изменить».

— В качестве оплаты я могу принять генетические реагенты любого рода. Я слышала, в ваших краях много любопытных зелий. Возможно, вам удастся найти то, что будет мне интересно.

Бруттино колебался недолго. Гензель не видел, откуда он достал пробирки, лишь услышал тончайший перезвон стекла, похожий на смех Синей Мальвы. В грубых корявых пальцах Бруттино, кажущихся неуклюжими и сучковатыми, пробирки выглядели совсем небольшими. Если он ненароком раздавит их… Гензель стиснул зубы. «Три трилобита» очень быстро превратятся в одну истекающую слизью и гноем могилу для всех своих посетителей. Но Бруттино удивительно ловко передал пробирки Гретель. Та приняла их и некоторое время пристально рассматривала, читая этикетки. Потом мягко положила на стол.

— Извините.

Янтарные глаза загорелись. Уже не стылый древесный сок, а желтое пламя, пробивающееся из-под коры.

— Эти генозелья кажутся вам недостаточно хорошими?

— Они хороши. Даже редки. Но… Недостаточно перспективны.

— Я могу достать вам других зелий. Несколько десятков. Или даже больше.

Бруттино поднялся из-за стола. Треск, который издало его тело, был зловещим, тягучим. Сродни тому, который издает медленно падающее дерево, напирающее на своих соседей. Хрустнула жалобно столешница, зазвенело на полу золото.

«Сейчас он устремится прямо к фальшивому очагу за новыми зельями, — подумал Гензель лихорадочно, одновременно пытаясь нащупать бесполезный нож. — И тогда все. В каморке остался лишь папаша Арло, он и пикнуть не успеет. Да и меня с мушкетом там не окажется. Глупейшая будет ситуация…»

Но Бруттино не успел дойти до двери.

— Возможно, мне хватит и этих, — произнесла Гретель.

— Возможно?..

— Это интересные образцы. Они будут представлять ценность, если их немного… улучшить.

— Я был помощником уличного шарманщика, а не геномага, — нахмурился Бруттино. — Как их можно улучшить?

— Мираклово поле.

— Простите?..

— Что-нибудь слышали о Миракловом поле?

— Нет.

— Неудивительно. Слухи о его существовании отмирают. И верят в него разве что дети, как и в легендарный америциевый ключ, отпирающий подземную сокровищницу…

«Играешь с огнем, сестрица», — мысленно предупредил Гензель, захваченный, однако, тем, как спокойно и небрежно геноведьма ведет свою роль.

— Что за поле?

— Обычное поле за городом. Говорят, несколько веков назад под ним располагался атомный реактор. Или генетическая лаборатория, сейчас уже никто не может сказать. Во время войны там произошел взрыв. Подземный, на многокилометровой глубине. С тех пор Мираклово поле стало не совсем обычным полем.

— Излучение? — отрывисто спросил Бруттино.

— Да. Особенного, даже уникального спектра. На поверхности его почти невозможно обнаружить. Обычное поле. Но оно обладает любопытной особенностью. Всякая вещь, закопанная на этом поле, облучается из-под земли потоком направленных частиц. В сочетании с определенными рудами, залегающими в том районе, это дает необычный эффект… Скажем так, это уникальный набор нейтронов, способный воздействовать на молекулярную структуру всякого вещества. Или, — Гретель сделала тягучую паузу, — генозелья.

— И вы предлагаете…

— Да.

— Закопать пробирки с генозельями в землю, точно какую-нибудь морковку?

— Ровно на двенадцать часов.

— Впервые слышу о подобном методе.

— Вы и обо мне впервые услышали лишь этим вечером. — Накладная морда помешала Гретель изобразить достаточно саркастическую усмешку, но вышло все равно неплохо.

— Значит, если продержать эти пробирки целый день на Миракловом поле, их стоимость в ваших глазах увеличится?

— Десятикратно.

— И вы примете контракт?

— Несомненно.

— Но вы можете сделать это и сами. Я расплачусь с вами зельями, а дальше можете закопать их хоть на грядке.

Резонно, согласился мысленно Гензель: не так уж и глупа эта деревяшка.

— Не торгуйтесь с геноведьмой, — резко ответила Гретель. — Или у вас есть то, что мне надо, и тогда мы заключаем контракт. Или у вас этого нет — и тогда я ухожу.

— Жадность — мать жестокости, — произнес Бруттино задумчиво, скрип его голоса стал едва слышен и мягок, как скрип покачивающейся деревянной колыбели. — Вам ли не знать этого?

— Цена, установленная геноведьмой, не обсуждается.

Бруттино вновь сел. Янтарные глаза горели стылыми болотными огоньками, пока сучковатые пальцы бережно собирали пробирки.

— Возвращайтесь завтра вечером, — наконец сказал он, не глядя на гостей. — И захватите свое волшебное зелье.

14

Гензель чихнул в ладонь. С рассветом выпала роса, и овраг, в котором он сидел, прикрывшись зарослями травы, мгновенно отсырел, превратившись в грязную канаву. На нем был теплый, подбитый мехом плащ, он помог ему продержаться в овраге всю ночь, но и плащ не мог вечно защищать своего хозяина от холода.