Тьма сгущается - Гарри Тертлдав

Чародейка резко мотнула головой. Это мир вокруг нее сошел с ума. Сама она пребывала в здравом рассудке. Во всяком случае, надеялась на это.

Она продолжала читать заклинание. Чары уже дошли до той стадии, когда попытка прервать их действие привела бы к последствиям еще более ужасным, чем те, какие волшебница и ее коллеги стремились вызвать – поскольку предпринятые ими защитые меры были бы в этом случае бесполезны.

«Не наделай глупостей», – всегда говорила она себе, прежде чем творить волшебство, а не разрабатывать заклинания. Свои способности практикующего чародея Пекка оценивала здраво. И, поскольку знала свои пределы и понимала, что готова переступить их, была особенно осторожна. Позволить себе оступиться она могла не более, чем прервать ритуал на середине.

– А-а… – выдохнул Ильмаринен.

Занятая чтением, Пекка не сразу поняла, что заставило старого ученого нарушить молчание. Но миг спустя и она увидала протянувшуюся между клетками тонкую струйку живого света. Она не улыбнулась – времени не было, – но немое ликование охватило ее душу. Теория предсказывала спонтанное выделение энергии. До сих пор все шло согласно расчетам.

Кроме того, теория предсказывала, что выделение энергии будет нарастать. Световой луч становился ярче с пугающей быстротой. Пекка волей-неволей прищурилась, не в силах терпеть этот блеск. Какая-то из крыс – правая или левая, не понять – пискнула в ужасе.

Если опыт не завершится в ближайшие секунды, бушующий свет сожжет лабораторию. Пекка зажмурилась так крепко, как только могла, но блеск все прибывал. И отвернуться нельзя было – если только не отвернуться с этим от мира живущих. Запахло грозой, будто огненный луч жезла прошил воздух над ухом чародейки. К несчастью, вызванные заклятием Пекки силы были не столь ничтожны.

На краткий ужасающий миг в лицо чародейке пахнуло жаром, таким жаром, что доменная печь показалась бы полярной пустошью. Потом грянуло, да так, что Пекка едва устояла на ногах. Оконные стекла лаборатории вылетели от удара, осыпав лужайку осколками.

…Тишина. Покой. «Я жива, – подумала Пека. – Надеюсь, никого не порезало стеклами. – И потом: – Профессор Хейкки будет в бешенстве, что я повесила замену окон на факультетский бюджет». Мысль эта была такой нелепой, что чародейка невольно хихикнула… хотя опасалась оказаться провидицей.

Сквозь выбитые окна в лабораторию ворвался свежий воздух, запахи молодой травы и распускающихся цветов. Но вместе с ними ноздри Пекки уловили резкую вонь разложения. Так или иначе, опыт завершился.

– Посмотрим, что у нас получилось, – отозвался Ильмаринен на невысказанную мысль.

Пекка шагнула к клетке, где прежде сидела старшая крыса. В определенном смысле она там и осталась. Чародейка кивнула сама себе, глядя на гниющий трупик, и перешла ко второй клетке, где сидела – прежде – крыса молодая. Теперь там не было ничего, кроме соломы и пары завалявшихся зерен.

– Поздравляю, моя дорогая, – промолвил Сиунтио. – Этот опыт повторяет ваш эксперимент с двумя желудями – повторяет и углубляет. А благодаря улучшенной формуле заклятия и жизненной энергии крыс – подтверждает, что мы в силах использовать данный процесс для получения магической энергии. И это еще не конец.

– Расходящиеся ряды, – проворчал Ильмаринен. – Да уж, разошлись.

– О да, – прошептала Пекка, не в силах оторвать взгляда от клеток. – Одна крыса миновала отведенный ей срок, другая вернулась к началу своего пути и раньше того. – Она ткнула пальцем в пустую клетку. – Где она теперь? Существовала ли вообще? Каково это – оказаться вот так вырванным из ткани бытия?

– Хотите выяснить? – поинтересовался Ильмаринен. – В смысле – на личном опыте?

Пекка содрогнулась всем телом.

– Силы горние, нет!!!

Еще один долгий день в череде нескончаемых дней. Слезая с подводы, которая возвращалась в город с дорожных работ, Леофсиг вяло подумал, что ему следовало бы подыскать иное место. Хотелось заглянуть в баню и освежиться, но сил сделать крюк в пару кварталов решительно не оставалось.

– Домой, – пробормотал он себе под нос. – Жрать. И в койку.

Ничто другое его сейчас не интересовало. И в первую очередь – сон. Он вполне мог повалиться и задремать прямо на мостовой, если бы не знал, что альгарвейские жандармы примут его за пьяного и поднимут пинками.

Шаг за шагом он сумел добрести в конце концов до дверей родного дома, но, уже постучавшись, услышал за дверью какой-то шум. Юноша насторожился. Все непривычное могло представлять собой угрозу – для него или для всей семьи. Если, например, к Сидроку вернулась память…

Кто-то услыхал стук, невзирая на гомон: поднялся засов, и Леофсиг смог отворить дверь. На пороге стоял Сидрок. По мясистой физиономии его расплывалась непривычная счастливая ухмылка.

– Я наконец сделал это! – объявил он.

– Ну и молодец, – отозвался Леофсиг. – А что? Если то, о чем я подумал, надеюсь, она хорошенькая?

Его двоюродный брат расхохотался, но покачал головой.

– Нет, не это, хотя теперь и в этом недостатка не будет. Я завербовался в бригаду Плегмунда, вот что.

– А-а, – протянул Леофсиг. – Тогда не диво, что в доме такой шум – на улице слышно было. Силы горние, вы так орали – в герцогском замке услышат!

– Не удивлюсь, – согласился Сидрок. – Ну и плевать. Я решил и отступаться не стану. Чтоб силы преисподние побрали клятых ункеров и ковнян вместе с ними.

– Но ради этого воевать за Альгарве? – Леофсиг покачал головой. Он слишком устал, чтобы спорить так жарко, как хотелось бы. – Пропусти меня, а? Я убить готов за стакан вина и горячий ужин.

– Ой, – буркнул Сидрок и отступил. – Я не за Альгарве воевать собираюсь, – продолжил он, когда Леофсиг протиснулся в дверь, – а за себя. Хочу на войне побывать. Посмотреть, каково это на самом деле.

– Это потому, что ты на войне еще не был, – отозвался Леофсиг, вспоминая вонь из распоротых животов – и запах собственного страха.

– Ты прям как мой отец талдычишь, – презрительно бросил Сидрок.

– Он тоже на войне не был, так что сам не знает, о чем говорит, – ответил Леофсиг не без удовольствия – ему давно хотелось сказать о дяде Хенгисте нечто подобное. – А я был. И знаю. И скажу: ты просто в уме повредился.

– А что хочешь, то и говори. Ломаного гроша не стоят ваши уговоры. Все бумаги я уже подписал, – ответил Сидрок. – А кому не нравится, тот пускай подавится.

Леофсигу хотелось забить кузену в глотку его слова, но гораздо больше ему хотелось есть и спать. А без Сидрока в доме будет гораздо спокойней.

– Ну, будь по-твоему, – ответил он и, пройдя по коридору, свернул налево, в кухню.

Сестра и мать суетились у очага.

– Я слышала, как вы с ним спорили, – театральным шепотом сообщила Эльфрида. – Воевать за Мезенцио после всего, что сотворили рыжики с нашей страной! Подумать только! Ты его отговорил?