Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев

Вот тут и пришло Антону в голову ввести в игру некий «фактор Х». И натолкнул его на эту идею внезапно возникший и неожиданно разрешившийся конфликт между четверкой отчаянных земных парней и инопланетными агентами.

Остальное было делом техники. Как в свое время выразился Черчилль: «Ситуацию надо не только уметь использовать, надо уметь ее создавать». И, надо признать, завет этот Антон выполнил блестяще.

После серии сложных психологических комбинаций и интриг позиция упростилась до предела. Выражаясь тем же шахматным языком, следующим ходом черным ставился мат, неизбежный, как крушение капитализма.

Сложность была лишь одна. В распоряжении Антона и всего их Галактического союза не было средств, чтобы дистанционным путем пробить межвременной барьер. Вернее, пробить его, проломить сверхмощным энергетическим пучком было можно, но тогда мгновенно погибнет и станция со всем своим гарнизоном, и, разумеется Новиков с Берестиным. А цель все равно достигнута не будет. Более того, столь грубое и неспровоцированное нарушение «статус кво» повлечет немедленные ответные меры.

А вот если группа специально подготовленных людей отважится проникнуть в район станции, то все решится наилучшим образом. В момент «взрыва» информационно-энтропийной бомбы не только база, как материальный объект, но и сам факт ее существования будет стерт из прошлого, настоящего и будущего данной реальности. Соответственно, исчезнет и зона обратного времени на Валгалле. Исчезнет окружающий ее барьер. Сформированный аппаратурой Замка внепространственный канал, ориентированный по точке «взрыва», накроет своим раструбом бойцов десантной группы и капсулу с телами Новикова и Берестина. Все произойдет в течение какой-нибудь наносекунды.

При этом, что самое поразительное, аггры — и здесь, на базе, и в своей метрополии — тоже не заметят ничего. Они продолжат существование во вновь созданной реальности и будут абсолютно уверены, что успешно достигли своих целей. Лишь несколько позже они с удивлением узнают, что из Вселенной исчезли их неразлучные враги — форзейли. Но вряд ли это открытие их огорчит…

Одним словом, выходило так, что война завершится абсолютной, окончательной победой, достигнутой, кроме того, наиболее гуманным, «соломоновым» способом. Без единой жертвы с обеих сторон.

…Путь вниз занял почти два часа. По трубам, по крышам галерей, снова по трубам, но уже другим, пологой спиралью обвивающим нижнюю часть станции.

И на протяжении всего пути десантники не заметили никаких признаков присутствия хозяев. Казалось, станция функционирует в автоматическом режиме. За окнами галерей в призрачном свете видны были установки и устройства неизвестного назначения. Между прочим, судя по размерам и формам кресел, пультов, распределительных щитов — все здесь предназначалось для существ вполне гуманоидных. То ли персонал станции спит по ночам, как нормальные люди, то ли вообще все разъехались по служебным и личным надобностям.

Индикатор Айера вполне определенно указывал на купол, под которым находились тела друзей. Оставалось спрыгнуть на верхнюю плоскость самого многогранника, который нависал над пологим пандусом, ведущим к центру зала.

Но не зря Шульгин до последнего не верил в благополучный исход предприятия.

Не потому не верил, что всерьез воспринял предчувствия Корнеева, хотя и их имел в виду, а просто он всегда рассчитывал на худшее. Принципиально. Если его расчеты не оправдывались, он воспринимал это как нежданную, а потому особенно приятную удачу, а если они подтверждались, он с печальным удовлетворением констатировал: «А я что говорил?» — и после этого действовал по обстановке.

Правда, здесь он, поддавшись общему настроению, тоже слегка расслабился и не заметил, как на переходном мостике по ту сторону зала, метрах в пятидесяти по прямой и на ярус выше, появилась фигура в снежно-белом комбинезоне.

Первым увидел ее Корнеев и от неожиданности замер. Шульгин окликнул Бориса: «Ты что?» — и тоже увидел пришельца.

А они все четверо оказались как раз под ярко-сиреневым плафоном, на желтой поверхности, в пронзительно-черных скафандрах, и не разглядеть их мог только слепой. Счет пошел на секунды. Что сделает пришелец в следующий миг?

Решение Шульгина было вполне инстинктивным, по-земному традиционным и, пожалуй, единственно правильным.

Длинной, на полмагазина, очередью от бедра он хлестнул на ладонь выше головы аггра, так что гулко заныл не то металл, не то пластик. Брызнули, разлетаясь, абстрактные витражи галереи, а сам гуманоид, будто недавно пройдя курс молодого бойца, проворно упал ничком, прикрывая руками затылок.

— Борис! Вперед, к куполу! Взрывай! — сквозь гром автомата, удесятеренный обрушивающимся со всех сторон эхом, закричал Шульгин. — Олег! Гера! Беглый огонь! По фонарям! Перебежками! Вы прикрывайте Бориса, а я вас!

Пригодились автоматы, которые Шульгин почти силой заставил взять на операцию.

Шульгин не собирался кого-нибудь убивать, смысла в этом не было, сейчас, по крайней мере, главное — побольше шума, паники, бестолкового сплетения трасс, визга и воя рикошетных пуль. Выиграть время — секунд пятнадцать-двадцать, всего-то.

Корнеев спрыгнул с четырехметровой высоты, удачно приземлился, устоял на ногах, несмотря на тяжелый контейнер за плечами (вот что значит космонавт!), исчез из поля зрения Шульгина.

Сашка крутнулся на каблуках, охватив взглядом всю внутренность станции. Откуда-то, словно муравьи из ходов подожженного случайным окурком муравейника, вдруг начали возникать пришельцы.

Одних Шульгин видел отчетливо, присутствие других только ощущал — по мельканию теней, по толчкам в спину и грудь чужих, сосредоточенных и ненавидящих взглядов. Очертил себя, словно меловым кругом, длинной прерывистой очередью.

Снизу отозвались автоматы Левашова и Айера.

Только бы не успели, подумал Шульгин про пришельцев, запустить какую-нибудь пакость, вроде гравитации… Тогда нам конец. Не должны успеть, вряд ли они готовились к уличным боям на своей территории.

Подсознательно он еще и считал, оказывается, количество своих выстрелов: последняя гильза не вылетела из патронника, а Сашка уже отщелкнул пустой магазин, воткнул в приемник новый. Получилось на удивление четко, будто всю жизнь практиковался.

Шульгин шагнул назад и сорвался. Выстрелы считал, а про то, что рядом край, забыл напрочь. Да и поверхность под ногами вдруг стала слишком скользкой.

Упал он плохо, на спину, боль отдалась сразу и в голову, и в живот, секунду или две невозможно было ни вздохнуть, ни пошевелиться.

Но видел он нормально. Сверху наискось сверкнула белая молния, в том месте, где он только что стоял, вспух пузырь, похожий на гриб-дождевик, замер на миг, чуть пульсируя, сжался в тугую сверкающую каплю и рванулся обратно, в темноту верхних галерей.

Вот, очухались, наконец! — пришла на удивление спокойная мысль, а руки, вновь обретшие способность двигаться, уже вскинули автомат.