Люди огня - Олег Волховский

— Жан!

Он проследил за моим взглядом и помрачнел.

— Да, конечно. Мы разгромили только передовой отряд.

Холмы залило огненное море. Не только по дорогам и перевалам — везде, без малейшего просвета. А над огненным морем — такое же равномерно черное небо. Только в первых ближайших мазках этой черноты можно было различить взмахи крыльев.

Сопротивление казалось бесполезным.

— Государь, смотрите!

Олег показывал куда-то на море, за наши спины.

Я оглянулся. Над океаном горел закат. Плотная пелена темных туч, постоянно закрывавшая небо уже несколько месяцев, была разорвана у горизонта, словно старый холст. И в разрыве пылало багровое солнце. Небесный огонь, обжигающий море, тихое и спокойное, почти без волн. Святые, что молились о нашем спасении, поднялись с колен и застыли пораженные, И я увидел, как странная красноватая полоска разрезала поверхность воды, словно тонкий шрам, и море хлынуло от нее и расступилось.

Святой Франциск махнул нам рукой и первым ступил в этот проход между двух гигантских стен воды, похожих на застывшие волны цунами.

— Сюда! — крикнул Жан, и люди бросились за братом Франциском.

Пропустив мирян, за ним последовали святые.

Рыцари были последними, кто воспользовался этим даром. Жан — последним из рыцарей. Олег и я оставались с ним до конца.

До Эммануилова войска было несколько шагов, когда мы спустились на дно океана, в этот чудесный водный коридор. Я услышал гул воды: стены сомкнулись за нашими спинами, не пропустив больше никого.

Мы пошли медленнее, увязая в морском иле, спотыкаясь о бывшие когда-то подводными камни, губки и кораллы. Я оцарапал руку об один такой коралл, огромный белый и ветвистый, напоминавший дерево из спрессованной соли, но не расстроился, а рассмеялся, и Хуан де ля Крус улыбнулся мне в ответ.

— Нам это не снится? — с сомнением поинтересовался я.

Он покачал головой.

Мне снова было легко. Несотворенный Свет затопил меня с новой силой. Наверное, если бы перед нами не раскрылись воды Атлантического океана, я бы уже был там, в Ночи Духа, сомневаясь в Боге, Свете и собственных воспоминаниях, погрузившись в страхи, отчаяние и богооставленность.

Стены воды поднимались все выше. Там, как в гигантском аквариуме плавали рыбы: пестрые коралловые обитательницы, похожие на бабочек, удивленно смотрели на нас сверху вниз, и серебрились верткие стайки анчоусов, и медленно и пугающе плыли электрические скаты, напоминавшие воздушных змеев. Вдруг я увидел акулу. Она неслась на огромной скорости прямо к водной стене, и я отступил на шаг, уже представляя ее окровавленное тело, пробившее похожую на стеклянную стену и разбитое о камни дна. Но в последний момент она повернулась, словно ее что-то остановило, и поплыла назад.

Становилось темнее. Хорошо, что кто-то прихватил свечи. Они были розданы и зажжены. И две зеркальных стены отразили огни и умножили их до бесконечности. Мы словно парили между двух млечных путей.

По узкому проходу в ряд могли пройти человека четыре, а верхние части стен терялись где-то в вышине и уже не были видны, и небо превратилось в узкую полоску.

Мы ночевали здесь же, на влажной земле, и вновь отправлялись в путь. И водные стены не трогали нас и указывали дорогу, огибая подводные горы, проходя таинственными ущельями, где никогда не ступала нога человека.

У нас не было запаса воды (кто мог подумать!), но почти не хотелось пить. Мы шли в золотом сиянии свечей и молитв. И я поверил в сорок дней Христа в пустыне и пост Будды, на одном рисовом зернышке в день.

Наконец земля начала подниматься, и вскоре далеко вверху мы увидели звезды, уже забытые за долгие месяцы беззвездных ночей. Их было видно несколько дней, в любое время суток, как со дна колодца. А потом впереди замаячил свет. Воды рядом с нами из черных постепенно превратились в темно-зеленые, а потом бирюзовые, и мы, уже обессиленные долгим походом, вышли на берег и упали на прибрежный песок.

И тогда пошел дождь. Золотые струи, освещенные солнцем. Мы ловили его горстями и пили сияющую воду, сладкую, как вино.

Я умылся дождем и посмотрел на небо. Яркая, как во сне, весенняя лазурь. А вдали, на западе, небеса пронзал золотистый пик в кольце белого облака.

— Где мы? — спросил я у небесной лазури.

— Это Авалон, Пьер, — ответил за нее Жан.

Был вечер. Солнце падало за невообразимо огромную гору в центре острова, а перед нами, над океаном, небо было уже темно-синим с первыми звездами, огромными, как в горах.

Мы наконец выспались и напились воды из источника шагах в двадцати от берега. Сил прибавилось, несмотря на голод. Я с тоской посмотрел на леса, покрывавшие остров, и подумал, что там, наверное, много дичи. Несколько месяцев без мяса.

Было тепло. Мы лежали прямо на траве и смотрели в небо. И оно смотрело на нас тысячей глаз Всевышнего.

— Завтра пойдем в глубь острова, — сказал Жан. — Там есть сады. Наберем яблок.

— Ты здесь уже был?

— Да. Мы отвезли сюда Грааль. Еще три года назад. Но тогда у меня была яхта.

Ночное небо было таким великолепным, что я мог объяснить это только изменением восприятия. Изливающаяся на меня любовь переливалась в мир, освещая всё и вся.

Меня разбудило пение птиц. Было очень рано, часов пять, но спать не хотелось совершенно. Над океаном вставал рассвет, подобный органному концерту Баха: вечное восхождение от прекрасного к еще более прекрасному. А на западе золотом зажглась огромная гора, пронзившая небо.

Я не был первым проснувшимся. Жан и Белозерский шли ко мне, держа в руках здоровенные корзины.

— Что бы мы делали без Терезы из Авилы! — сказал Жан. — Она у нас святая домовитая, — он кивнул на корзины. — Послала за едой. Составишь компанию?

— Сейчас.

Когда я умывался у ручья, соседние заросли зашевелились, и из них вышел олененок и ткнулся носом мне в бок. Я вспомнил свои мечты о местной дичи и том, что из нее можно приготовить. Вот она дичь, пожалуйста! Только дичь, которая тычется носом, обнюхивает тебя и пытается лизнуть — уже не дичь.

— Пост, Пьер! — крикнул мне Жан. — Пост сейчас.

— Какой пост, государь?

— Как какой? Рождественский!

А ведь и правда приближалось Рождество.

То, как легко удалось убедить поститься такую мясную душу, как я, тоже, вероятно, объяснялось моим аномальным состоянием.

Мы шли в глубь острова. Светлые леса сменились садами. Яблони и вишни в цвету. Легкий ветер срывает и вихрями закручивает лепестки.

— Здесь весна, государь, — сказал я. — Какие яблоки!