Любовь без мандата - Юрий Поляков

– Бывает. С утра. По очереди…

– А кто-нибудь голодает?

– Ну ты скажешь! Никто у нас не голодает.

– Вот, в этом наше принципиальное отличие от капитализма, где все в магазинах есть, а люди с голоду мрут!

– Класс! – восхитился Колобков. – И жмурики на улицах валяются?

– Не видел.

– В том-то и беда. Сам эту байду придумал?

– Нет. Перед выездом за бугор специально учат, как на каверзы отвечать.

– С такой идеологией, Геннадий, мы до коммунизма не дотянем.

– Нам бы до социализма дожить. А за что на тебя сержант Степанюк взъелся?

– Заметил?

– А то!

– Тут такое дело, – смутился Илья. – Смешное даже. – Агитатор почесал нос. – Он в одну учетчицу втюрился, а она…

– В тебя?

– Вроде как.

– Эта, что ли? – Гена незаметно показал глазами на пышногрудую девицу, метавшую из-под пальмы в пропагандиста туманные молнии.

– Эта… – погрустнел Колобков. – Наблюдательный!

– Как зовут?

– Галина. Все время в кино зовет, замучила…

– Ну и трахни ее! – посоветовал спецкор. – Освежает. Смотри, какая у нее станина!

– Легко вам в Москве. Переспал с девушкой и затерялся среди восьми миллионов. А у нас каждый день потом по дороге домой встречать будешь и глаза отводить. Не дай бог еще залетит! Да и не нравится мне она.

– Мятлева нравится, да?

– Не касайся Зои Дмитриевны, змей!

– Ладно, ладно, – примирительно улыбнулся Гена и продекламировал:

– Ты и стихи пишешь? – изумился пропагандист.

– Нет, Веня Шаронов сочинил.

– А кто это?

– Друг Бродского.

– Да ты что?!

К столу незаметно подкатил округлый молодой человек с влажной прической на пробор и склонился к уху заведующего агитпропом. Тот поморщился, кивнул и скомандовал:

– Допивай компот!

– А что такое?

– Первый с тобой хочет познакомиться.

Пока они шли по коридорам, выстланным дорожкой гвардейского цвета, Илья успел нашептать, что первого секретаря райкома Рытикова скоро снимут: Суровцев, проверяя, как идет посевная, остался страшно недоволен угодьями, да еще колхозники нажаловались, что перечислили деньги на строительство клуба, а в итоге ни клуба, ни средств. Петр Петрович при всех назвал Рытикова байбаком и посоветовал подыскать себе место.

– В общем, Андрей Тихонович по белой нитке ходит.

Зашли в кабинет, украшенный переходящими знаменами и огромным ржаным снопом, перетянутым, как кушаком, красной лентой с надписью: «Принимай, Родина, миллионный центнер!» На стене, в рамке, улыбался душка Горбачев. Прежний бровастый портрет, провисевший тут восемнадцать лет, был явно побольше, и теперь образ нового генсека окаймляла полоса выцветших обоев. Колобков церемонно представил столичного журналиста усталому пузану с колючими глазами и обиженным двойным подбородком.

– «Мир и мы»? Как же! Следим! – сказал Рытиков поспешно.

И мымровец понял: кроме «Правды», хозяин кабинета вообще ничего не читает. Опальный предводитель районных коммунистов, косясь на часы, спросил, как москвичу показался Тихославль, привычно выслушал восторги о волжском Китеже, о «музее под открытым небом»…

– В том и дело, что под открытым, – погрустнел начальник. – Снег, дождь, град… Не успеваем красить. В детинец недавно молния ударила.

– Знаете, сейчас в Америке придумали тонкую, но прочнейшую пленку, – из непонятного озорства соврал Гена. – Натягивают над кварталом, и никаких проблем. Над Лувром уже натянули.

– Да вы что! Эдак и над полями можно? – возмечтал Рытиков. – А то ведь у нас в конце мая такие заморозки – беда…

– Поля-то у вас в районе замечательные! – польстил гость. – Ухоженные, как во Франции.

– Правда?! Вот и напишите! – посвежел руководитель. – А то ведь только про недостатки пишем.

– И напишу! – пообещал спецкор, незаметно подмигивая Колобкову.

– Вы когда уезжаете?

– Послезавтра, наверное.

– Угу… – Первый секретарь что-то черкнул на перекидном календаре. – А сейчас куда? Языческую Троицу видели?

– Нет.

– Как же так, Илья Сергеевич?

– Потом, Андрей Тихонович, после встречи с читателями.

– А когда у вас встреча?

– В два.

– Как жаль! Не получится. Сам бы с удовольствием послушал. Люблю умное слово. Но в район надо. К народу. Ждут! Ну, вперед, а то опоздаете. Людей нельзя обижать. Люди у нас хорошие! А искусство любят – это что-то! В прошлом году Семен Кусков гастролировал. Знаете, конечно, ансамбль «Космодром»? Не поверите: вместо одного концерта целых пять дали. Народ шел и шел, шел и шел, шел и шел…

– Андрей Тихонович, нам идти надо! – взмолился Колобков.

– Да, конечно! Машина у вас есть?

– Есть.

– Успеете! И напишите обязательно, что у нас поля, как во Франции, а то ведь никто не знает.

Когда они мчались по коридору, лавируя между ответработниками, снующими из кабинета в кабинет, Илья спросил:

– Про пленку, конечно, наврал?

– Конечно.

– И он тебе наврал. Пять концертов! Они потом еще колхозы бомбили. Я такого чеса никогда не видел. Прокуратура потом замучила: левые билеты, двойная бухгалтерия, черный нал. Говорят, директора у них посадили. Ох уж эти шакально-инструментальные ансамбли!

– Да, Кусок – тот еще сукофрукт… – кивнул Гена.

– Ты знаком с Кусковым? – удивился Илья.

– Квасили как-то вместе…

Год назад Скорятин брал у него интервью. Они сидели в большой квартире с окнами на Чистые пруды, пили редкую по тем временам «Белую лошадь», курили еще более редкий золотой «Честерфильд», и Кусок торопливо (он улетал на гастроли в Венгрию) рассказывал, как задыхается в этой стране с уродским названием СССР. Прощаясь, он взял гитару и спел новую композицию:

Теперь Семен Владимирович Кусков – владелец сети винных бутиков «Чин-чин», но песенки про свободу до сих пор сочиняет и поет в правильных местах, к примеру, на хлебосольных презентациях сенатора Буханова. Недавно снова ходил с бокалом, кланялся, сыпал перхотью с седых косм и улыбался, обнажая приветливую верхнюю десну. Пьяная Ласская просто взбесилась, увидев его. Накануне она купила в «Чин-чин» бутылку «Чиваса» и блевала потом всю ночь. Когда Кусок на бис загнусил свою знаменитую «Купороссию», Марина не выдержала и с воплем «Сур-р-рогат!» метнула в него выеденный лобстер. Промахнулась…