Путь Короля. Том 2 - Гарри Гаррисон

* * *

Сон навалился без предупреждения, сразу. В темноте по городским улицам спешит человек. Он испытывает страх, невыносимый страх, и в то же самое время стыд. Испуган он тем, с чем уже сталкивался раньше. А стыдится не просто потому, что испугался, а потому, что раньше это уже было с ним – он испугался, поддался страху и поклялся никогда больше не бояться; но, увы, вот он снова пробирается по темным улицам, чтобы сбежать из города, затеряться, сменить имя. Его имя – Петр. Петр, который раньше был Симоном.

Он подходит к городской стене, и его тревога возрастает. В стене ворота, в воротах есть маленькая калитка, в которую можно проскользнуть без обременительной возни с огромными засовами и массивными створами. Калитка слегка приоткрыта. Но где стражник? Спит, откинув голову. Его копье, оружие римской пехоты, в точности подобное найденному Шефом Святому Копью, зажато у стражника между колен. Кругом ни одного человека, караульное помещение закрыто и погружено в темноту. Прокравшись словно тень, Петр, который был Симоном и хочет стать Симоном опять, дотрагивается до калитки и потихоньку тянет ее, с замиранием сердца ожидая предательского скрипа. Ни звука. Он выходит, город остался позади, впереди у него свобода и безопасность. «Совсем как у меня», – отмечает разум Шефа.

Перед Петром появляется фигура. Он знал, что так будет. Фигура человеческая, но на голове у нее терновый венец. Фигура приближается, отбрасывая кругом бледный мертвенный свет. Взгляд опускается на съежившегося апостола.

– Petre, quo vadis? Петр, куда идешь?

«Скажи ему, Петр, – умоляло сознание Шефа. – Скажи ему, что хочешь сбежать! Скажи ему, что он ведь даже не мертв, все оказалось ошибкой, он жив и здоров и живет с Марией Магдалиной в горах! Пишет свою книгу!»

Фигура Петра отступила, с поникшими плечами вернулась к калитке. Назад в город, в Рим, навстречу аресту и смерти на кресте. Петр попросит, чтобы его распяли вверх ногами, вспомнил Шеф, как недостойного принять ту же смерть, что и Спаситель, от которого Петр трижды отрекся. «Со мной это не сработает, – подумал Шеф. – Мне вы можете говорить „quo vadis?“ сколько угодно».

Появляется другая картина, словно тени за повешенным перед глазами занавесом. Еще один человек собирается бежать, но сейчас он спит. Во сне ему является фигура, но это не Христос из предыдущего видения, а сам Петр. На этот раз Петр не стыдится и не сутулится, он смотрит гневным взором, величественный и суровый. Петр сердито кричит, впрочем, Шеф не слышит его слов. В руке у него плетка, монашеская disciplina со многими хвостами и с узелками на каждом хвосте. Петр подходит, костлявым кулаком бьет по фигуре спящего и, задрав ему на спине сутану, хлещет и хлещет плеткой; брызжет кровь, человек сопротивляется и кричит.

Картина исчезает, и Шеф в который раз видит перед собой глаза своего покровителя. Хитрые лисьи глаза.

– Я таких вещей не делаю, – говорит Риг. – Если хочешь уклониться от своих обязанностей, пожалуйста. Я не буду запугивать тебя и бить. Я просто хочу тебе показать, к чему приведет твое самоустранение.

– Давай показывай. Ты ведь все равно собирался.

Шеф приготовился к мгновенной вспышке ужаса, но ее не последовало. Он увидел свой город, основанный им Стамфорд. Вот Дом Мудрости, вокруг него скопище мастерских, кузниц и складов. Они больше, чем ему помнилось, более старые серые камни заросли мхом. Вдруг без единого предупреждения, беззвучно Дом Мудрости развалился. «Вспышка, грохот, от которого, – подумал Шеф, – у меня лопнули бы барабанные перепонки, не будь какого-то барьера между мной и субстанцией моих снов». Поднимается облако дыма, и во все стороны летят каменные блоки.

Когда дым развеялся, Шеф увидел, что происходит на развалинах. Повсюду солдаты в белых накидках с красным крестом: это крестоносцы, однажды король Карл и папа Николаус уже посылали их против Шефа. Но эти солдаты не носят ни тяжелых кольчуг, ни кавалерийских сапог франкских рыцарей или императорских риттеров Ордена. Они одеты легко, двигаются быстро, в руках держат только длинные трубки.

– Такая же свобода для Локи, как и для Тора, – сказал Риг. – Просто замечательно. Но на чью сторону встанет Локи? И на чьей останется? Нефть и фосфор, селитра и сера, алкоголь и древесный уголь. И, кроме Стеффи, найдется кому сложить два и два. Вернее, одно, одно и еще одно. В конце концов объединившиеся Империя и Церковь победят. Не на твоем веку. Но ты будешь доживать остаток жизни, зная, что это произойдет – и что ты мог бы этому помешать. Что ты будешь чувствовать?

Шеф лежал и вызывающе молчал.

– Давай посмотрим еще, – продолжал хитрый голос. – Вот новый город.

Перед закрытыми глазами Шефа постепенно вставало диво дивное. Белый град с ослепительно сияющими стенами, а в сердце его – соборно вздымающиеся к небесам шпили. На каждом шпиле хоругвь, и на каждой хоругви священное изображение: скрещенные ключи, закрытая книга, святой Себастьян и стрелы, святой Лаврентий и жаровня. Под шпилями, понял Шеф, находятся сонмы людей, чья обязанность – молиться Богу и изучать Писание. Это было не его Писание, но жажда жить такой жизнью, исполненной созерцания и размышления, мирной и покойной, охватила его. Из-под его закрытых век брызнули слезы сожаления о том, чего он лишен.

– Посмотри поближе, – сказал голос.

В учебных классах стояли люди и читали вслух книги. Учащиеся слушали. Они ничего не записывали. Они обязаны были запоминать наизусть. Когда лекторы окончили чтение, они собрались в центральном помещении с книгами в руках. Книги пересчитали, проверили по списку, положили в железный сундук и закрыли на ключ. На хранение, до следующего раза. Во всем городе ни один человек не имел своей личной книги. Никто не мог написать новое слово или придумать новую идею. Кузнецы ковали то, что им прикажут, как делали поколения их предшественников. Тот зуд, который так часто ощущал Шеф, побуждающий взять в руки молот и выковать ответ на жгучие вопросы, этот зуд навсегда останется неутоленным.

– Это мир Скульд, – сказал Риг. – В нем Локи наконец освобожден, чтобы служить Церкви и попасть в еще худшие оковы, пока не зачахнет от истощения. А мир будет оставаться все тем же самым, один эон за другим. Вечно благочестивый, никогда не изменяющийся. Каждая книга становится Библией. Память о тебе, о твоем наследии.

– А если я буду бороться? – спросил Шеф. – Будет тогда Локи на моей стороне? Заплачет он о Бальдре и освободит своего брата из мира Хель? Как это будет выглядеть?

И мгновенно узкие рамки взгляда на единственный город исчезли, сменившись широкой панорамой всех Девяти миров, из которых Средиземье – средний. Шеф различал темных эльфов под землей и светтх эльфов над нею, видел мост Бифрост, ведущий в Асгард, и мост Гиаллар, по которому души спускаются в мир Хель. Вся картина была… не темной, а какой-то блеклой, потертой, словно видимой сквозь пыльное стекло. Где-то глубоко внизу слышались тяжелый скрежет, толчки, шум оживающих ржавых механизмов.