Штурм Брестской крепости - Ростислав Алиев

Увоз предметов домашней обстановки в другие места запрещен, о чем сразу нужно информировать все части.

О занятых подразделениями квартирах нужно сообщать с указанием улиц и номеров домов в комендатуру населенного пункта»[1182].

20.50. «Бои ведутся против коварного, злобного и упорного противника, не показывающего никакого намерения к сдаче», — сообщает в «суточном» полка Йон. Позднее, в своих воспоминаниях, он подтвердил свое впечатление об упорном вражеском сопротивлении: «Почти все части старых зданий с их очень толстыми кирпичными стенами приходилось брать отдельно, готовя их к этому взрывчаткой и ручными гранатами»[1183].

День дал полку мало результатов: «Особенно тяжелая борьба на восточном укреплении[1184] Северного острова. Потери довольно значительные. После того как и в центре крепости противник снова воспрянул духом, стало несколько тяжелее и сражение за укрепление № 145, о чьем занятии также донесла разведка[1185]. В заключение было установлено, что с помощью современных средств укрепление может быть взято. Для этого потребуется танк, большой огнемет[1186] и много взрывчатки»[1187].

Практически полк не продвинулся вперед, продолжая удерживать ранее занятые позиции. Остальные подразделения «группы Йона» охватывают еще оставшиеся очаги сопротивления: Восточный форт и пкт 145. Полоса обороны II/I.R.130: дома № 35–25 А, казематы 23 В — 23 А — узел дорог (все по плану 1:4500). Отряд фон Паннвица со III/ I.R.133 держит восточную часть (пкт 145 еще под вопросом). Планы на 26 июня — дальнейшая зачистка цитадели, атака на Восточный форт после поступления специальных боевых средств.

20.55. «Суточное» от A.R.98: «Собственной пехотой добыто незначительное преимущество территории в каземате[1188]. 6-я батарея (II/A.R.98) снова подчинена полку. Квартирное расположение в Тришине».

Саперы, в этот день действующие на всех участках боя, смогли доложить гораздо больше: «Взвод подрывников 1/PiBtl.81 действует при II/I.R.130 на Северном острове. Штурмовой взвод подчинен оберст-лейтенанту фон Паннвицу. Они остаются приданными и на следующий день.

Штурмовая группа поднялась на крышу здания на северной окраине укрепления Центральной цитадели, вдоль северного рукава Мухавца и предприняла подрывы у дверей и окон[1189].

Попытки врага вырваться из окружения по Северному мосту расстраивались, при этом был ранен командир.

Идет демонтаж и частичная погрузка матчасти военных мостов[1190]. Временный мост у КП батальона в порядке[1191]. Планы на следующий день — погрузка понтонного имущества системы Бесслера, приведение в исправность средств форсирования, повторение действий (налета) штурмового подразделения на Цитадели»[1192].

После ранения Масуха командование батальоном принято обер-лейтенантом Ирле (1/PiBtl.81). Командиром первой роты стал лейтенант Клоглер.

…Несмотря на то что «Дому офицеров» удалось устоять в этот день, существование его защитников превратилось в кошмар. Вопли раненых из отвратительно смердящих подвалов, лежащие по углам трупы, то и дело взрывающиеся в казематах снаряды противотанковых орудий, пули снайперов — все это, превратившееся в привычный фон, 25 июня заслонило другое, гораздо более страшное — жажда. Она в тот день, когда на вал пкт 145 вышел разведотряд фон Паннвица, достигла своего предела, превысив все остальные несчастья — воды не было совсем. Все подходы к ней простреливались, и берег был усыпан трупами тех, кто все-таки пытался рискнуть.

«Здесь, в крепости, я узнал цену воде, — вспоминал сержант Н. А. Тарасов, командир отделения 7-й роты 84 сп. — Помню, перед глазами у меня всегда стояла географическая карта. Мысленно я видел огромные озера и реки, а здесь, в крепости, мы не могли даже утолить жажды; воздух, наполненный смрадом убитых, сушил не только рот и горло, а кажется, все внутри. Было очень обидно смотреть на воду, протекающую рядом, но тем не менее почти недоступную»[1193].

Иван Долотов: «Мне казалось, что обороняемся в кольцевых казармах только мы. Способность соображать и анализировать притупилась. Казалось, что война продолжается вечно и никакой другой жизни не было. Хотелось есть и еще больше пить. В кошмарных промежутках сонного забытья мне представлялся наш большой семейный ведерный самовар, который я видел в последний раз лет 15 назад. Мне казалось, что, сняв крышку, я через край выпиваю его один, целиком»[1194].

Они пытались жевать сырой песок, но подчас не было слюны, чтобы его выплюнуть. Пили мочу и даже — собственную кровь. От жажды и смрада люди сходили с ума, но продолжали отвечать огнем на неосторожные движения противника.

Этим днем единственным способом достать воду стало забрасывание в Мухавец на веревках фляжек с грузом, но не все из них возвращались назад — к тому же почти вся вода расплескивалась, и ее оставалось не более чем полстакана.

Изнывающими от жажды людьми строились самые невероятные планы по добыче воды — вроде рытья подземных ходов, до Мухавца. Иван Долотов решил попытаться использовать более верный метод: «Было еще светло, когда я предложил т. Фомину добывать воду, как мне казалось, верным способом. Я наткнулся на краскораспылитель, который применялся у нас в маскировочном взводе инженерного полка для камуфляжа. Мне казалось, что если выпустить конец приемного резинового шланга в Мухавец, а сам аппарат поставить в подвале, то это будет насос, постоянно подающий воду. Комиссар одобрил план и приказал выполнять.