Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, что бы он не думал, и к каким бы выводам не пришел, но сигнал об опасности, который сегодня он прочитал на одном из объектов по дороге на работу (это был специальный знак, нарисованный на стене дома) однозначно приказывал ему «рвать когти» — уходить в побег, воспользовавшись помощью своих хозяев из ЦРУ. В противном случае эти игры в «кошки-мышки» с коллегами с Лубянки могли закончить только одним исходом — арестом и расстрельным приговором, поскольку такое предательство здесь не прощается. И когда Литовченко это окончательно осознал, он решил действовать.
Во время обеда он отпросился на полчаса, чтобы сбегать в соседний «Детский мир», якобы для покупки канцелярских принадлежностей. Эта точка была обозначена в сегодняшнем сигнале «Аларм» — в нем фигурировала аббревиатура этого универмага. Это означало, что побег надо осуществлять прямо здесь — под носом у чекистов — по плану, который был отработан агентом Мефисто и цэрэушниками, еще на заре их сотрудничества.
Зная о том, что на улице его должны были «пасти» ребята из 7-го управления, Литовченко старался вести себя естественным образом — без суеты. Зайдя внутрь универмага, он купил нужные ему предметы, после чего заскочил в туалет на первом этаже. Он знал, что по инструкции следом за ним должен войти «топтун», а его коллега займет позицию недалеко от входной двери, чтобы принять объект на выходе. Поэтому, когда в туалет за ним зашел мужчина, первое, что сделал Литовченко, занявший позицию за дверью, набросился на него сзади и закрыл ему нос платком, предварительно смоченным специальной жидкостью. Спустя несколько секунд мужчина обмяк, что позволило Литовченко волоком оттащить его в одну из кабинок и усадить на унитаз. Подспорьем нападавшему было то, что в эти дневные часы мужской туалет был абсолютно пуст.
Зайдя в соседнюю кабинку, Литовченко открыл крышку унитаза и извлек на свет два пакета, которые час назад ему заботливо оставил кто-то из его сообщников из ЦРУ. В первом пакете лежали парик, очки в роговой оправе и накладные усы, во втором — спортивные штаны и легкая ветровка зеленого цвета. Быстро скинув с себя верхнюю одежду, Литовченко облачился в новые одеяния, после чего нахлобучил на голову парик с волосами до плеч, на нос водрузил очки, а под носом прикрепил усы. И в таком виде вышел из туалета. Он знал, что сотрудник «наружки» будет ждать выхода своего коллеги и, не дождавшись этого, забьет тревогу. Но этого времени Литовченко должно было хватить, чтобы уйти из-под наблюдения. Для этого ему предстояло бегом преодолеть расстояние до боковой двери, которая выходила к гостинице «Берлин». Там, на углу, Литовченко поджидало такси, где сидел цэрэушник, участвовавший в этом побеге.
В итоге все прошло как по нотам. Литовченко оторвался от наблюдения, выбежал на улицу, вскочил в такси и был таков.
Достав из сумочки конверт с деньгами, Халима Максумова положила его на стол перед Алексеем Жаровым. А тот одним движением руки смахнул конверт в верхний ящик стола, который он тут же и закрыл.
— Теперь вы поможете моему мужу? — спросила женщина.
— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал следователь. — Хотя это будет трудно — против него дали показания сразу несколько человек, обвинив во взяточничестве. Но у него есть шанс выбраться отсюда и вернуться домой. Для этого ему надо признаться, где находится та самая коллекция, о которой я уже вам рассказывал во время нашей первой встречи.
— Но я в глаза ее не видела, — прижав руки к груди, сообщила женщина. — У нас была только та самая скульптурка с черепахой, которую подарил моей дочери Самат Нигматович Камилов. Будь она неладна, эта безделушка! Если бы не она, в наш дом не пришла бы эта беда.
Произнеся это, женщина внезапно заплакала. Жаров тут же поднялся со своего места, подошел к окну, где стоял графин с водой и, наполнив стакан, подал его Максумовой. И та сделала несколько судорожных глотков. После чего поставила стакан на стол и достала из сумочки платок.
— Если бы вы снова поговорили со своим мужем и уговорили его не упрямиться, эту проблему давно можно было решить, — возвращаясь к столу, произнес Жаров.
— Я уже вам говорила, что муж не допускает меня в свои дела.
— Может, все-таки, вы догадываетесь, где может храниться эта коллекция? — продолжал гнуть свое Жаров. — Мы хотим вернуть ее государству, а ваш муж упрямится. Мы даже пригласили из Москвы видного специалиста из Музея Востока, но он и ему не доверяет.
— Я вам в этом не помощница. И вообще у меня уже нет сил выносить все это — одно горе за другим.
— А что за беда у вас еще приключилось? — вскинул брови Жаров.
— Наша дочь вот уже две недели лежит в коме, наглотавшись лекарств. Это все из-за ареста ее отца.
— Что же вы молчали, Халима Саидовна? — разыгрывая перед женщиной сочувствие, воскликнул следователь. — Может, хотя бы эта история подействует на вашего мужа в лучшую сторону?
— Я уже ни во что не верю и прошу вас об одном — облегчите участь супруга. Вы же мне обещали.
— Да, да, конечно, сделаю все, что в моих силах, — ответил Жаров и, подвинув к себе временный пропуск, по которому Максумова прошла в здание КГБ, одним росчерком пера подписал его. — Я вас больше не задерживаю.
Едва за женщиной закрылась дверь, как Жаров поднял трубку телефона и позвонил во внутренний изолятор КГБ, приказав через час доставить к нему на допрос Саида Максумова.
Между тем, убитая горем женщина вышла из здания КГБ и, спускаясь по лестнице, нос к носу столкнулась с Багратом Габриляновым. Тот приехал к своему отцу, чтобы попросить у него денег для оплаты общежития в новом месяце. Увидев мать Тамиллы, юноша поначалу опешил, а когда разглядел ее заплаканные глаза, взволнованно спросил:
— Почему вы плачете — что-то случилось с Тамиллой?
— Нет, с ней все в порядке — она жива, — поспешила успокоить парня женщина. — А плачу потому, что здесь находится ее отец, которого несправедливо обвиняют в том, чего он не совершал. Но видимо некому заступится за нашу семью.
На глазах женщины снова проступили слезы и она, достав из сумочки платок, приложила его к лицу. Взяв ее под локоть, Баграт повел женщину через площадь к скамейке, стоявшую в тени раскидистого тополя. Когда они уселись на скамейку, юноша спросил:
— За что же арестовали вашего мужа?
— Я же говорю, что ни за что, — вытирая слезы платком, ответила Максумова. — Его обвиняют в том, что он получал взятки, хотя он за всю жизнь не совершил ни одного бесчестного поступка. Уж я-то его знаю. Просто кому-то понадобилась коллекция японских миниатюрных скульптурок, которую мужу подарил один его хороший знакомый — помощник бывшего министра внутренних дел. Это очень редкая и ценная коллекция. Ее место в музее, а эти люди задумали ее присвоить.
— Какие люди?
— Те, что арестовали моего мужа — московские. Их тут все боятся, вот они и делают все, что им вздумается — им тут никто не указ. Из-за них и жизнь нашей Тамиллочки буквально висит на волоске. Это ведь она для следователя те деньги везла — чтобы он помог ее отцу. Потому я и не могла открыться перед вами тогда, в милиции.