Наследник из Калькутты - Роберт Штильмарк

— Вы пришли слишком рано. Месса начнется только через час.

Пришелец нетерпеливо вскинул руку. Капеллан изменился в лице, поймал и облобызал, протянутую руку и замер в низком поклоне:

— Ваше преподобие, простите, я не узнал вас в: этом... облике!

— Брат Николо, где Луиджи Гринелли?

— Он помогает мне в ризнице, ваше преподобие.

Пришелец, сопровождаемый капелланом, проследовал в ризницу. Молодой монах, перевернув к себе тыльной стороной образ скорбящей девы, исправлял засорившийся механизм «слезотечения». Починка уже близилась к концу, и темноокой мадонне была возвращена способность неустанно проливать масляные слезы над веком революций, безбожия и ересей. Брат Николо, капеллан храма, был отвлечен приходом его преподобия от благочестивого перетряхивания сена в деревянном корытце. Капеллан заменил пыльные, изъеденные мышами былинки свежими, после чего «подлинные ясли Христовы» вновь приняли свой трогательный и уютный вид, способный умилять даже каменные сердца.

Луиджи Гринелли, служка домашней церкви графа д'Эльяно, тоже подошел под благословение.

— Брат Луиджи,— сказал человек в плаще,— возьми этот пакет. Ты отправишься с ним в Англию, не теряя ни часа. Ночью уходит судно в Тулон. Ты должен успеть к нему.

— Святой отец, я готов к отъезду.

— Из Тулона ты поскачешь в Марсель и возьмешь моего всегдашнего провожатого Жака Перше. Он проводит тебя до Кале. Ты переправишься через Ла-Манш и поедешь в Бультон. Этот пакет вручи отцу Бенедикту и доставь мне его ответ. В пути забудь об усталости и отдыхе: в твоем распоряжении только месяц. Сегодня четвертое февраля. Через месяц ты должен привезти мне сюда, в Ливорно, ответное письмо патера Морсини.

— Но, монсиньор, во Франции революция, дороги неспокойны... Возможны задержки, опоздания... Путь очень велик. Боюсь, что обернуться за один месяц невозможно.

Чело иезуита Фульвио ди Граччиолани нахмурилось. — Брат Луиджи, для солдата ордена невозможного нет!

Двухэтажный дом на Ольдпорт-сквере, окруженный вековыми липами обширного сада, был построен прихожанами бультонского собора для своего духовного главы.

...Пасмурным вечером в конце февраля епископ Редлинг отдыхал в своем кабинете после утомительной соборной проповеди. Епископ тронул сердца паствы глубоко проникновенным истолкованием причин гибельных беспорядков во Франции, где грешный народ потрясает основы королевской власти, данной ему от господа. Епископская проповедь усматривала корни этих явлений в том, что дьяволу, врагу человеческому, удалось посеять семена безбожия, из коих возрос отравленный злак французского революционного вольнолюбия...

Фонари и луна очень скудно освещали пустынный Ольдпорт-сквер с его голыми каштанами; на дворе чуть-чуть морозило и летали редкие сухие снежинки.

Заглянув в окно, епископ увидел портшез, несомый двумя носильщиками в суконных кепи и потертых плисовых куртках. Этим старомодным средством передвижения обычно пользовались в Бультоне престарелые леди, смешные пожилые франты, духовные особы и подагрические джентльмены. Портшез остановился перед крыльцом особняка. Через несколько минут секретарь епископа просунул в кабинет свою лисью мордочку:

— Ваше преосвященство, угодно ли вам принять отца Бенедикта Морсини?

Вопрос был бы способен озадачить любого прихожанина бультонского собора, с детства приученного видеть в «проклятых папистах» своих религиозных врагов и особенно ненавидеть католическое монашество.

Невысокая, сутулая фигура отца Бенедикта возникла на пороге кабинета. В отличие от пышущего здоровьем епископа, католический монах был худощав, бледен и как-то неприметен в комнате. В его черных глазах вспыхивал неспокойный блеск. Но голос, на редкость мягкий и низкий, ласкал слух и успокаивал душу. В полусумраке исповедален этот голос производил чарующее действие на кающихся.

Обладатель бархатных голосовых связок расположился в кресле. Епископ глядел на него выжидающе, с затаенным чувством беспокойства.

— Ваше преосвященство, меня привело к вам неотложное дело, которое одинаково затрагивает и мои и ваши интересы. Разрешите осведомиться, известен ли вам мистер Александр Кремпфлоу?

— Совладелец бультонского отеля «Белый медведь»? Это один из почетных прихожан собора. Правда, мужа сего едва ли можно назвать праведником, не прегрешая против истины, но услуги его благодетельны для спокойствия всех добрых граждан.

— Простите, не известно ли вашему преосвященству, каковы отношения между этим мистером Кремпфлоу и... интересующим нас лицом?

Епископ почел за благо ответить осторожно:

— Насколько мне известно, граф Ченсфильд покровительствовал покойному мистеру Крейгу. Разумеется, это покровительство распространяется и на его компаньона.

— А между тем мною только что получено сообщение от святого отца Фульвио ди Граччиолани, что этот Кремпфлоу, находящийся сейчас в Италии, усиленно занят розысками следов синьора Джакомо Молла уже в течение полугода.

Лицо епископа выразило удивление.

— Какая странная новость! Кто же поручил мистеру Кремпфлоу эти розыски?

— Некто доктор Томазо Буотти, хранитель научных коллекций и предметов искусства во дворце графа Паоло д'Эльяно. Он, несомненно, действует как лицо, уполномоченное самим графом Паоло.

— Какова цель розысков?

— Это должно быть вполне очевидно вашему преосвященству. Дело идет об огромном наследстве...

Сэр Томас Редлинг беспокойно задвигался в кресле. Монах посматривал на него недобрым взглядом.

— Если цепь розысков оборвется на гибели пирата Грелли в индийских водах, то усилия доктора Буотти и Алекса Кремпфлоу послужат нам лишь на пользу: граф д'Эльяно устранит оговорку из завещания, и святая римская церковь получит около пяти-шести миллионов. В этом случае наше давнишнее соглашение с вашим преосвященством сохранит свою силу: полмиллиона скуди поступят в распоряжение вашего преосвященства. Если же мистер Кремпфлоу добрался бы до истины, то... британский граф Ченсфильд может оказаться перед своеобразным выбором: либо сохранить свое нынешнее инкогнито, либо раскрыть свои карты за пять или шесть миллионов и итальянский графский титул в придачу. В этом последнем случае все усилия и ожидания церкви, работа десятков лет окажутся бесплодными.

— Господь с вами, отец Бенедикт! Это совершенно невозможно! Представьте себе размеры катастрофы, которая разразилась бы в Северном графстве...

— Согласен, ваше преосвященство, но признаюсь, что меня глубже волнуют размеры ущерба, угрожающего святой церкви. Позвольте мне поэтому обратиться с прямым вопросом: можем ли мы по-прежнему рассчитывать на помощь вашего преосвященства?

— То, что для меня посильно, я готов сделать для... общей пользы церкви Христовой, несмотря на наши... гм... разногласия в вопросах истинной веры.