Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После утреннего обхода Сидрат вышла во двор больницы. Свежий ветер ударил в лицо, но ей не стало легче. «Откуда такая усталость, — думала она, — ведь день только начался. Неужели сказываются прошлые годы, или это вчерашняя встреча с Абидат так расстроила меня?»
Она окинула глазами пустой двор, взгляд ее остановился на том месте, где должна строиться новая больница. И сразу голова заработала четко и ясно, усталости как не бывало.
Покусывая палец, прищурив глаза, она подсчитывала, сколько денег понадобится для постройки. А глаза уже видели не этот пустырь, по которому ветер гнал ржавую консервную банку, а высокое крыльцо, чисто вымытые стекла, цветы на подоконниках. Она отошла подальше, чтобы еще раз издалека окинуть взглядом это место, а потом быстро, словно что-то решив, вернулась в больницу.
— Умагани, мне есть вызовы?
— Пока нет, доктор.
— Я в райисполком. Если будут, позвони мне туда…
И Сидрат, скинув халат, спустилась с крыльца.
Она шла полем. Ночью прошел дождь, и широкие листья кукурузы влажно блестели.
Одна тяжелая туча, так и не разродившаяся дождем, обиженно висела в небе — из-под ее крыла весело выглядывало солнце.
И вдруг, когда Сидрат уже подходила к райисполкому, разрезав пополам светлое небо, возникла радуга. Она стояла, как невесомый трехцветный мост, перекинутый с одной планеты на другую. И Сидрат, как в детстве, остановилась, радуясь и удивляясь.
— С каких это пор людей не замечаешь? — прервал это созерцание чей-то голос. Навстречу ей шел председатель Хамид.
Сидрат смутилась, словно ее застали за чем-то стыдным. И рассердилась на себя за то, что смутилась.
— На кого злишься? — спросил Хамид.
— Если бы я умела злиться…
— А все-таки ты сегодня настроена поругать нас, по лицу вижу, — радовался Хамид своей прозорливости.
— Не заставляйте ругать…
— Ну что мы стоим здесь. Идем, я вернусь. Считай, что тебе повезло, если бы пришла на три минуты позже…
— С чего мы начнем? — спросила Сидрат растерянно, садясь в кресло напротив Хамида.
В глазах ее все еще стояла радуга, легкая в прозрачном высоком небе, и Сидрат никак не могла переключиться на деловой лад.
— А это уж ты должна знать, с чего начинать. Ты нападающая, — Хамид поудобнее уселся в кресле. — А я постараюсь защищаться.
— Может быть, хоть сегодня обрадуешь меня!
— Увы, не могу. Еще нет окончательного решения. Но, — он улыбнулся обнадеживающе, — есть большая надежда, что мы сможем выделить средства.
— Что же, у вас времени не хватает, чтобы решить наконец?
— Времени-то сколько угодно. Денег пока нет.
Сидрат подалась вперед, чувствуя, что сейчас отступать нельзя. От ее настойчивости, от ее уверенности будет зависеть, быть или не быть новой больнице.
— Надо найти деньги, — сказала она твердо. — Не мне нужна больница — людям, району.
— Ты, как всегда, права. Не думай, что я меньше тебя заинтересован в этом. Но не все сразу. Когда ты приступала к работе, помнишь, у вас было только двадцать коек, а теперь это вполне приличная больница.
— Тогда было другое время, — быстро возразила Сидрат. — Ни одна горянка к нам рожать не шла. Это считалось позором. Они даже в колхозе декретный отпуск не брали — боялись, что их положат в больницу насильно. Завидев акушерку, прятались, чтобы не попасть в регистрационный список. Ты помнишь, Хамид, как мы обсуждали на партбюро мужа Купсият. Он даже бросил ее за то, что она пошла рожать в больницу. Ты знаешь, сколько трудов мне стоило приучить их, сломать этот предрассудок, и вот теперь, когда я этого добилась, когда горянки поверили мне, я должна сказать им: идите домой обратно, у меня нет места.
— Напрасно ты укоряешь меня. Я прекрасно все помню и понимаю обстановку. Но, к сожалению, от этого наш бюджет не увеличивается.
— Ну что же, тогда мне остается одно: сказать больным — ступайте куда хотите. Рожайте в поле, в огороде, как в былые времена. Пусть возвращается старое, — запальчиво выкрикнула Сидрат.
— О, Сидрат! Я склоняю перед тобой голову. Знаю, как тебе трудно: и хирург, и терапевт — все в одном лице. А тут еще койки некуда поставить. Но потерпи еще немного. — Хамид перегнулся через стол, как будто надеясь, что тогда его слова будут к ней ближе.
— Насчет врачей не беспокойся, у меня большое достижение. Вот, читай письмо из министерства здравоохранения. — И она передала ему письмо.
— Поздравляю, поздравляю, — ответил Хамид, пробежав глазами письмо. — А ведь скрывала от нас, думала, не порадуемся вместе с тобой.
— А чего радоваться?! — горячо возразила Сидрат. — Куда я выпишу терапевта? У меня же нет терапевтического отделения. Не говоря уже о хирургии. О, Хамид, я бы ничего у тебя больше не просила. Хирургия — это моя самая заветная мечта.
— У тебя прямо страсть резать людей.
— Раз это возвращает им жизнь…
— Ты за словом в карман не полезешь.
— Мой язык еще не ушел на пенсию.
— Я сдаюсь, — и Хамид поднял обе руки. — Я покорен, пленен тобой, Сидрат.
— Ну, если ты мой пленник — я могу приказывать.
— Приказывай, я готов. Сейчас же ударю о землю волшебной палочкой.
— Новая больница.
Хамид посерьезнел, его брови сдвинулись на переносице.
— Хорошо, — наконец сказал он, — через три дня этот вопрос будет поставлен на бюро. Я тебе обещаю… Если только останусь в живых, — добавил он устало.
— Спасибо, Хамид. Я знаю, что ты слов на ветер не бросаешь.
— Видно, ты изучила мои слабые стороны — добавила чайную ложку похвалы.
— Не знала я, что это на тебя действует. Могу увеличить дозу.
— Еще как действует. Ты насчет этого спроси у моей жены. Когда она подходит ко мне с лаской да похвалой, я сразу спрашиваю: не томи, говори, что тебе от меня нужно.
— Тогда я возьму у нее консультацию.
— Так она тебе и даст. Ее слабости я тоже знаю.
— Ну, еще раз спасибо, Хамид. Не буду тебя задерживать. Но запомни — я надеюсь на твое мужское слово.
— Теперь мне лучше погибнуть, чем не сдержать его, — отшутился Хамид, провожая ее до дверей.
Хамид сдержал свое слово. И через несколько месяцев на том месте, где рос бурьян да ветер гонял по пустырю ржавую консервную банку, появились груды красного кирпича для будущей больницы.
Щедрое лето стояло в том году в горах. Тучно зрели хлеба. Деревья клонили к земле тяжелые ветки — плоды так и сыпались с них. Яблоки, крупные, мокрые от утренней росы, грузно