Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

С 1875 и до середины 1940 мы жили при конституционном режиме Третьей Республики. Сквозь призму времени и страшных событий, происшедших с момента ее падения, мы можем теперь ясно судить о ней. При этом режиме, длившемся шестьдесят пять лет, во Франции была восстановлена ее военная мощь, разрушенная в ходе бедствий 1875, восстановлена великая империя, установлены прочные альянсы, обеспечена свобода граждан, развивалось образование, создано достаточно широкообъемлющее социальное законодательство, выиграна великая война 1914–1918, возвращены Эльзас и Лотарингия. Таким образом, этот режим нельзя целиком и полностью осуждать. Но, с другой стороны, ясно, что этот режим, каким он был задуман в 1875 и как он развивался впоследствии, с годами уже перестал соответствовать условиям нашего сурового времени.

В наш век, когда во всех областях жизни ускоряется механизация, когда внешние и внутренние проблемы встают все быстрее и становятся все более сложными, когда задачи правительства и его администрации всемерно возрастают, когда современные средства разрушения ставят под непосредственную угрозу плохо защищенную страну, уже недостаточно иметь государственную систему, подобную той, что была у нас в начале этой войны и страдала от паралича. Я верю, что сейчас мало французов, не пришедших к такому же убеждению. Я даже полагаю, что в нашем народе существует практически единое мнение, диктуемое здравым смыслом и чувствами, о тех основных изменениях, которые необходимо внести в будущую конституцию по сравнению с конституцией 1875. В свое время, то есть довольно скоро, я публично оглашу свою концепцию по этому поводу. Сегодня же я просто сообщу, каким образом правительство планирует призвать страну решить, каким будет ее собственный режим.

Во-первых, сама страна должна высказаться, потеряли ли свою ценность институты Третьей Республики. Они пали не под ударами французского народа. Причина этого краха — вторжение и его последствия. Сегодня никто не вправе решить, потеряли они свою силу изначально или нет, кроме как сам народ. В октябре мы все будем прямым и всеобщим голосованием избирать ассамблею и решать, будет ли она учредительной, то есть дадим ли мы ей полномочия выработать новую конституцию.

Если большинство избирателей решит, что нет, это будет означать, что предыдущие институты сохранили с самого начала свою значимость. Тогда ассамблея, которую мы выберем, будет являться Палатой депутатов. Затем состоятся выборы Сената. После этого Палата и Сенат смогут объединиться в Национальную ассамблею для изменения конституции.

Если же, напротив, избирательный корпус решит большинством голосов, что ассамблея должна быть учредительной, это будет означать, что он считает, что институты, созданные до 1940, более недействительны. В таком случае, правительство будет считать необходимым, чтобы страна одновременно регулировала деятельность государственных органов до того момента, когда будет введена в действие новая конституция. Не регулировать ничего означало бы сделать из Ассамблеи всевластный орган, поглотивший все государственные функции, без всякого права обжалования и без ограничения полномочий, даже по срокам. Подобная диктатура влечет за собой самые серьезные последствия, особенно в этот трудный период, который мы сейчас переживаем. Мы не думаем, что можно обдуманно допустить, чтобы все касающееся жизни страны, империи, даже самого существования граждан, может зависеть в течение неопределенного времени исключительно от первых шагов данной Ассамблеи. В мире уже есть опыт многих подобных всевластных и являющихся единственным органом власти ассамблей. Этот опыт почти всегда плохо заканчивался.

Поэтому правительство, предлагая стране избрать учредительную Ассамблею, одновременно предлагает для ее одобрения переходный режим государственной власти до того дня, когда снова будет выработана конституция. Данный временный режим власти предусматривает, что учредительная Ассамблея выберет главу правительства, который назначит министров и вместе с ними возьмет на себя обязанности управления до выработки конституции. Это должно произойти не позднее, чем через семь месяцев. Возможно, это произойдет и раньше, если Ассамблея будет работать быстро. Однако в части основных законодательных мер — бюджета, ратификации договоров, реформ в области государственной структуры — решение остается за Ассамблеей. Таким образом, следует надеяться, что учредительная Ассамблея сможет посвятить себя своей первоочередной задаче, состоящей в срочной разработке конституции. С другой стороны, исполнительная власть несомненно будет достаточно устойчива, чтобы править в сложных условиях будущей зимы и весны.

Наконец, правительство предлагает французскому народу решить, будет ли новая конституция одобрена нацией. Таким образом, наши институты приобретут тот авторитарный и торжественный характер, какого у них еще не бывало.

Третья Республика была поглощена крахом 1940. Узурпаторский режим, что объявил себя ее преемником, пал вместе с захватчиком. Единство страны было восстановлено на том простом, но имеющем огромную силу основании, что народ объединился вокруг правительства, которое я имею честь возглавлять. Таковы факты. В подобной ситуации способ, каким французский народ вновь возьмет в свои руки свою судьбу, не может быть определен иначе, кроме как по инициативе этого правительства, консультируясь при этом с теми, чьим мнением оно дорожит. Но данную инициативу оно будет принимать без оглядки на кого бы то ни было, руководствуясь исключительно национальными интересами, выразителем которых оно является. Так правительство уже принимало решения, когда речь шла о единении в ходе войны наших земель, наших умов, наших ресурсов, нашей армии, или о представительстве за рубежом интересов родины, или об участии Франции в оккупации Германии и в ее управлении, или о постепенном возобновлении деятельности страны, или о наилучшем распределении продукции нашего еле дышащего производства и нашего ничтожного импорта, или о финансировании государственных расходов, или о получении избирательного права француженками, или же о предоставлении тысячам алжирцев полноправного гражданства.

Бремя этой ответственности тяжело, можете мне в этом поверить. Я не претендую на то, что выбор правительством мер, необходимых, чтобы страна могла осуществлять свой суверенитет, полностью удовлетворит всех и коснется всех областей, какие требовали изменений с 18 июня 1940. Но я заявляю, что до того дня, когда народ выскажет свою волю, эти меры могут быть приняты всеми во имя высших интересов родины, требующих, чтобы страна как можно скорее получила прочные и новые институты власти, не будучи в переходный период произвольно ввергнутой в рискованные авантюры.

Прошли времена, когда мы были в цепях и с кляпом во рту! Благодаря победе французский народ вновь получил возможность выразить свою волю единственно возможным демократическим путем — путем голосования. Как я и обещал, мы дадим ему слово. Его судьба зависит только от него!

Завершившиеся дебаты высветили огромное разнообразие концепций, аргументов, может быть, даже страстей, которые обязательно должны были проявиться по такому поводу и в таких условиях. Никто не может недооценивать ту исключительную важность, какую имеют для нации после перенесенных страшных несчастий ее первые шаги по пути восстановления политических институтов. С другой стороны, вполне очевидно, что тяжелые события, после которых от прежних структур остались лишь дворцы, служившие их обрамлением, должны были обязательно вызвать раскол мнений с того момента, как встал вопрос об исправлении их последствий.