Лэшер - Энн Райс

Сказав это, я презрительно повернулся к Кортланду спиной.Точнее, я повернулся спиной ко всему миру. Кортланд что-то лепетал в своеоправдание, но я не удостоил его ответом. Я думал об Эвелин, о том, как онаобъяснила причины своего долгого молчания. Мне казалось очень забавным лежать,повернувшись лицом к стене, и молчать. Пусть все думают, что у старика Джулиенанет больше сил ворочать языком.

Домашние входили и выходили. Эвелин увезли прочь, однако сней отправились Карлотта и Кортланд. Они намеревались убедиться, что девочкеобеспечили нормальные условия. По крайней мере, так мне сказали.

Лишь плач Ричарда проникал сквозь стену отчуждения, которойя отгородился от мира, и надрывал мне сердце. Чтобы не слышать этого плача, явсе глубже уходил в себя, в тайники своего сознания, туда, где беспрестаннозвучали загадочные строфы поэмы. Но все мои усилия постичь их туманный смыслоставались тщетными.

Свой путь пусть поведает дьявол из мрака,

Представ словно Ангел святой в небесах.

Что это могло означать? Особенно настойчиво в голове у менявертелась последние строчки:

Иначе в Эдем будут двери закрыты,

Иначе весь род наш в могиле почит.

Мне было ясно как день, что род, о котором здесь идет речь,это, конечно же, мы, Мэифейры. Эдем — это мир, в котором мы живем. Да, мыпринесли в этот мир благоденствие и расцвет, и словечко «иначе» оставляло надеждуна счастливый исход. Возможно, мы будем спасены. Возможно, томившее мою душупредчувствие неотвратимого конца не имеет под собой оснований.

Карались ошибки бедой и несчастьем,

Кровавый кошмар их в пути ожидал.

Да, вне всяких сомнений, в этих пугающих строках звучаланадежда, и именно в этом состоял их главный смысл. Эвелин так упорно повторяласвою пророческую поэму, дабы пробудить надежду в моем сердце. Но удастся ли мнедожить до тех дней, когда пророчество станет явью? Что до фразы: «Кто нечеловек, должен быть уничтожен», то она внушала мне ужас. Если речь идет онеком создании, отличном от людей, какой же огромной силой обладает этосущество. Возможно, здесь имеется в виду святой Эшлер, однако вряд ли это так.Когда он будет вновь рожден, станет ли он человеком? Или иным, куда болееопасным, созданием?

Кто не человек, должен быть уничтожен…

О, какой рой тревожных мыслей вызвали к жизни эти слова. Онине выходили у меня из головы. Откровенно говоря, в голове у меня не былоничего, кроме невразумительных стихотворных строк и чудовищных образов, которыеони породили.

В конце концов я впал в некое оцепенение. Дни проходили заднями. Явился доктор. Увидев его, я сел и понес такую чушь, что этот простофилясчел за благо оставить меня в покое. Со времен моего детства наука шагнуладалеко вперед, но прогресс этот, по всей видимости, не коснулся тупицы-доктора.По крайней мере, он с важным видом сообщил моим домочадцам, что, судя по всемпризнакам, я страдаю от «затвердения артерий». Имеются также выраженныесимптомы старческого слабоумия, заявил он. Именно поэтому я не реагирую наобращенные ко мне слова.

Услышав это, я с превеликим удовольствием поднялся с кроватии приказал доктору убираться вон.

Кстати, мне давно уже хотелось размять ноги. Я никогда небыл большим любителем валяться в постели, и дни, проведенные без движения,утомили меня.

Ричард помог мне одеться. Я спустился на первый этаж иприсоединился к своим домочадцам, которые как раз ужинали. Заняв место во главестола, я опустошил тарелку супа из стручков бамии, обглодал до костей жареногоцыпленка, умял несколько кусков мяса и уничтожил множество прочей снеди. Янарочно занимал свой рот едой, чтобы ко мне не приставали с расспросами.

Кортланда я словно не замечал. Несколько раз он пыталсязаговорить со мной, но я не удостоил его даже взглядом. Бедный мой белокурыймальчик, из-за меня он чувствовал себя таким несчастным.

Собравшиеся за столом, как водится, болтали без умолку.Мэри-Бет разговаривала о хозяйственных делах со своим изрядно подвыпившиммужем, Дэниелом Макинтайром. Бедняга, как видно, был серьезно болен. От тогокрепкого парня, каким он был когда-то, остались лишь воспоминания. «Это мы,Мэйфейры, довели его до подобного состояния», — пронеслось у меня вголове. Ричард, преданная душа, не сводил с меня глаз. После ужина Стеллазаявила, что, раз уж я поднялся с постели и чувствую себя неплохо, почему бывсем нам не поехать покататься на автомобиле.

Замечательная идея, подхватил целый хор голосов. К тому жемашину починили, и теперь она в полном порядке.

— Что значит — починили? — встрепенулся я. Я ведьи знать не знал, что машина была сломана.

— Да вот, когда Кортланд брал автомобиль, чтобысъездить… — пустилась в объяснения Стелла.

— Заткнись, Стелла, не пори чушь, — оборвал ееКортланд. — Уверяю тебя, Джулиен, автомобиль в полном порядке.

— Мне плевать на автомобиль! — процедил я. —Скажите лучше, как обстоят дела у девочки — у моей внучки Эвелин.

Кортланд торопливо заверил меня, что Эвелин окружена заботойи вниманием. Недавно она ездила в город, обновляла свой гардероб.

— Вы, Мэйфейры, похоже, считаете, что это лучшеерешение всех проблем, не правда ли? — язвительно осведомился я. —Съездить в город и накупить ворох новых тряпок!

— Ну, если это и так, отец, этому научил нас ты, —ответил Кортланд и едва заметно подмигнул мне.

Собственное малодушие поразило меня. Стоило мне увидетьполную любви улыбку, озарившую лицо моего сына, и я сразу сдался. Предпочелуступить.

— Так и быть, готовьте машину. Пожалуй, действительностоит проветриться, — распорядился я. — Лайонел и Стелла, мы с вамиустроим славный автомобильный пробег. А теперь все выметайтесь прочь. Карлотта,ты останься.

Карлотта молча кивнула в знак согласия. Мгновение спустя в просторнойстоловой воцарилась тишина. Теперь нас окружили лишь фрески. Дивные пейзажиРивербенда были воспроизведены на них с таким искусством, что стоило взглянутьна изображение — и казалось, будто стены комнаты расступаются, а нас окружаютзеленые благоуханные поля. О Ривербенд, земной рай, ныне исчезнувший навсегда!

— Эвелин прочла тебе стихи? — спросил я уКарлотты.

В ответ она снова кивнула. А потом медленно и раздельнопроизнесла строки, навечно запечатлевшиеся в моей памяти.

— Маме я их тоже прочла, — сообщила Карлотта. Ябросил на нее недоуменный взгляд.