Просроченное завтра - Ольга Горышина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Алекс — Юстасу? — спросил Стас после первого звонка.
Алена улыбнулась — видимо, спал с телефоном под боком.
— Да, — и она улыбнулась еще шире. Понимает, что она не одка. — Три триста, пятьдесят четыре сантиметра.
— Как назвали?
— Стефан. Степашка…
Дима вскинул голову: они еще ничего не решили. Было выбрано штук десять имен. Какие-то отпали сами собой. Остальные остались до родов: типа, посмотрят на ребенка и поймут. Она уже поняла? Без него?
— Ты сама-то в порядке? — спросил Стас совсем тихо, точно боялся, что его голос выскочит из динамика телефона в палату.
— Да, и даже не беру отпуск по уходу за ребенком. Я готова работать.
Дима смотрел на нее в упор, руки лежали на клавиатуре, не двигаясь.
— Ленка, отдыхай. Рита со всем справится. У нас теперь с тобой другие задачи, помнишь?
— Хорошо, буду ими заниматься. Пока. Хорошего дня.
— Какая нахрен работа? — повысил голос Дима, когда она отключила мобильник.
— Никакая, — ответила Алена спокойно. — Я на подхвате, если возникнут вопросы. Они тоже люди, они все понимают…
— Матери лучше б позвонила, — огрызнулся Думов.
Алена снова взяла телефон. Разговор с матерью оказался таким же коротким, как и со Стасом. Она сообщила все те же скупые цифры и что она в порядке.
— А Дима когда придет? — поинтересовалась мать.
— А он никуда не уходил. Он пуповину перерезал. Ладно, мам, мы с ним хотим немного поспать, пока Степка спит.
Она отключила телефон, чтобы мама не стала охать по поводу совместных родов. О таком с ней лучше не говорить.
— Лена, ты уже все решила? — спросил Дима, не сводя глаз с ее лица. — Про имя? Так вот, в одностороннем порядке?
— А что? — пожала Алена плечами. — Ты оставил три имени. Я посмотрела на него: ну ведь Степа Степой. И я тебе сказала, что имя моего сына обязательно должно начинаться с буквы Эс.
— Он что, породистая собачка?
— Это первая буква моей девичьей фамилии, если ты забыл?
— Я помню. Ее во всех американских бумагах пишут. Стефан так Стефан, что уж там… Главное, вторым именем не пиши Дмитрия. Замучаемся ошибки в спеллинге исправлять.
— Вторым напишем Станислав.
— С чего вдруг?
— Имя нравится.
— Пиши тогда первым. Хотя ты его даже не предлагала.
— Первым не хочу. Вторым.
— Пиши, что хочешь. Тебе пить принести? Или таблетку?
— Нет, я спать…
— Тогда я выйду в коридор, чтобы матери позвонить.
— Давай…
Алена зажмурилась. На ресницах дрожали слезы. Таблетки действовали — живот почти не тянуло, а вот на сердце за первые часы материнства появилась уйма надрезов. Как выкрутиться, как? Как наконец начать жить без лжи?
Дима между тем стоял в коридоре, облокотясь на подоконник. За окнами уже стемнело, и он провожал глазами фары немногочисленных машин. В голове было пусто. Да и во всем теле — сродни легкому опьянению.
— Мам, все у нас отлично, — Дима думал говорить тихо, но голос без спроса срывался на фальцет. — Мам, это самый крутой экспириенс… Блин, опыт. Мам, перерезать пуповину — ты не представляешь себе, что это… Мам, весь мир рожает вместе. Это нормально. Да, постфактум, чтобы вот такое не выслушивать. Все, мам, я пришлю фотки завтра. Сейчас нам нужно хоть немного поспать. Да, у меня там диванчик и сын под боком. Мам, я уже три раза менял подгузник. Я уже эксперт в этом деле. Все, мне надо идти. Степашка… Ну да, конечно! В честь зайца из «Спокойной ночи, малыши». Нормальное имя. Не нравится Степа, зови внука Стефан. Он и не будет никогда Степашкой. Он будет Стефаном. Нормальное здесь имя и хрен поймешь национальность… Мам, мне кажется, ты не о том сейчас думаешь. Главное, что ребенок здоров и Лена в порядке. Я тоже… Нет у меня никакой травмы. Мам, мне надо идти к жене и сыну, у меня теперь ответственности в два раза больше стало. Все, давай, пожелай мне спокойной ночи. У нас это на год заклинание такое будет… Спокойной ночи… Пока, мам.
Дима сунул телефон в карман и выдохнул. Надо реанимировать Лайвджорнал и писать зарисовочки теперь уже на детские темы, чтобы не выслушивать от матери, что там одна бабка сказала… Комментарии она в интернете писать пока не научилась — к счастью. Вот и волки будут сыты, и овцы целы — его нервы. Только бы Ленке не начала их трепать. От свекрови надо жить подальше. Иногда даже дальше, чем через океан. От тещи тоже, кстати. Крови бы им попортили немало, закрути они этот роман в Питере.
Впрочем, в Питере ничего бы, наверное, и не вышло. А теперь у него наконец-то снова семья и ребенок. Не дочь, а сын. И, наверное, хорошо, что не дочь. Меньше боли. Хотя уже и не болит. Ему хорошо с Ленкой. Да, через беременность прорывались тяжело. Воспользоваться советом доктора «наслаждаться ей» не получилось, но сейчас они выдохнут и все вернется на круги своя. Нет, все будет другое. Они родители, теперь как бы только о себе думать нельзя. Да и не хочется.
— Лена, ты спишь?
Она спала. Он тоже лег, но, кажется, даже глаз не успел сомкнуть, как проснулся малыш. Дима попытался успокоить сына простым покачиванием, чтобы не будить его мать.
— Дай мне Степу! — тут же встрепенулась Алена.
Нет, сначала надо было его переодеть.
— Свет включи!
А он не включил? Кажется, за минуту научился все делать на ощупь — может, отцовский инстинкт все же не миф? Ведь на курсах не особо на кукле натренировался. А тут за минуту, а то и меньше, уже доставил матери сухого малыша.
— Лена, воду будешь или за чаем сходить? Тут совсем рядом автомат.
Алена смотрела на него всего секунду, но он успел и вспотеть, и высохнуть. Что он делает не так? Ну что?
— Чай?
Он принес два стакана. Себе тоже. А когда попытался забрать спящего младенца от матери, чтобы та не облила его чаем, пришлось с ней повоевать. В итоге разбудили малыша, но Дима мужественно выкатил люльку в коридор, и через секунду Степашка снова спал.
— Зачем трогал? — смотрела на него с укоризной жена.
— Ты должна поспать. Я тоже валюсь с ног и не могу караулить его у кровати.
Не поругались — отлично. Уже прогресс в отношениях. Утро будет мудренее, но наступило оно слишком рано. Малыша увезли на разные проверки, и они целый час сидели молча, не смотря друг другу в глаза.
— Чего ты нервничаешь? — не выдержала первой Алена, оторвавшись от заполнения бумаг на ребенка.
— Я не думаю о плохом. Оно само думается. Страшно. Это, наверное, уже никогда не отпустит. Это, наверное, и есть родительская любовь. Нет?
— Не знаю.