Охотники на мамонтов - Джин Мари Ауэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эйла узнала о продолжительной утренней прогулке Джондалара после ее ночи с темнокожим резчиком и предположила, что это как-то связано с ней. Может, это его способ показать, что он все еще любит ее? Но Джондалар вел себя еще более отстраненно. Он старался избегать ее и говорил с ней только по необходимости. Наверное, она делает что-то не так. Он не любит ее. Она почувствовала себя покинутой, когда поняла это, но попыталась не подавать виду.
Зато Ранек всячески давал ей понять, что любит ее. Он продолжал настаивать, чтобы она спала с ним, соединилась с ним у его очага в официально признанном союзе, стала его женщиной. Наконец она согласилась снова разделить с ним его ложе, в основном из благодарности за его понимание, но воздерживалась от постоянных отношений. Она провела с ним несколько ночей, но потом опять решила сделать перерыв на некоторое время. На этот раз ей легче было отказать ему. Она чувствовала, что все происходит слишком быстро. Он хотел, чтобы они дали Обещание на Празднике Весны, который будет через несколько дней. Она хотела подумать. Ей нравилось делить Радость с Ранеком. Он был любящим мужчиной и знал, как доставить удовольствие, и он ей нравился. Но что-то отсутствовало. Была в этом какая-то незавершенность. Она хотела любить, но не любила его.
Джондалар не мог спать, когда Эйла была с Ранеком, и напряжение стало сказываться. Неззи казалось, что он похудел, но в старых одеждах Талута, которые висели на нем, и с нечесаной зимней бородой трудно было сказать определенно. Даже Дануг заметил, что Джондалар выглядит исхудавшим и измотанным, и подумал, что знает причину. Ему очень нравились Джондалар и Эйла, и он хотел бы им помочь, но этого никто не мог сделать. Даже Волк, хотя он и вносил немного покоя в сердце страдальца. Всякий раз, когда Эйлы не было у очага, молодой волк искал Джондалара. Это позволяло мужчине чувствовать, что он не один в своем горе и отверженности. Он понял, что проводит больше времени и с лошадьми, он даже иногда спал с ними, чтобы быть подальше от причиняющих боль сцен в жилище. Он решил, что будет держаться подальше от Эйлы.
В следующие несколько дней погода стала теплее, и Джондалару стало труднее избегать Эйлы. Несмотря на слякоть и половодье, она чаще выводила лошадей, и хотя он пытался ускользнуть, когда видел ее входящей в пристройку, несколько раз все же сталкивался с ней, бормотал извинения и быстро уходил. Эйла часто брала с собой на конную прогулку Волка, а иногда и Ридага. Но когда она хотела избежать ответственности, то оставляла волчонка с мальчиком, к его удовольствию. Уинни и Удалец были хорошо знакомы с волчонком, они привыкли к нему. И Волк радовался, находясь в компании лошадей, когда он сидел на спине Уинни с Эйлой или бежал рядом, пытаясь не отстать. Это было хорошей практикой и хорошим оправданием для нее, чтобы быть подальше от землянки, которая казалась слишком маленькой, узкой после длинной зимы. Но молодая женщина не могла убежать от сильных чувств, которые бурлили вокруг нее и в ней самой.
Сидя на спине Уинни, она подбадривала и направляла Удальца голосом, свистом и знаками. Но каждый раз, когда ей приходило в голову, что жеребца надо уже приучать к седоку, она думала о Джондаларе и откладывала попытку. Это было не столько сознательное решение, сколько тактика затягивания и горячее желание, что все как-нибудь образуется и что Джондалар объездит его.
Джондалар думал о том же. Во время одной из их случайных встреч Эйла предложила ему вывести Уинни и покататься, настаивая, что она очень занята и что лошади необходимо размяться после долгой зимы. Он уже забыл, какое это наслаждение – скакать на коне навстречу ветру. И когда он увидел, что Удалец рвется из загона и пулей выскакивает из стойла, он подумал, как было бы хорошо скакать на жеребце рядом с Эйлой, оседлавшей Уинни. Джондалар умел править кобылой, но он чувствовал, что она просто терпит его, и ему было не по себе. Уинни была лошадью Эйлы, и, хотя он смотрел на гнедого жеребца и чувствовал симпатию к нему, в его мыслях Удалец тоже принадлежал Эйле.
* * *
Когда Талут вошел в кухонный очаг, Джондалар затягивал ремень на своей новой коричневой рубашке. Через день – Праздник Весны. Все готовились к важному дню: попарились в горячей бане, окунулись в холодную реку и сейчас отдыхали. Впервые с тех пор, как он ушел из дома, у Джондалара был избыток добротной, изящно отделанной одежды, не говоря уже о дорожном мешке, палатке и другом необходимом в дороге снаряжении. Ему всегда нравились хорошие вещи, и он был искренне благодарен Тули. Она была подозрительна – но теперь все знали, что, кем бы ни были эти зеландонии, а так или иначе, Джондалар происходит из достойного и почтенного племени.
– Как на тебя сшито, Джондалар, – сказал Талут. – Вон та вышивка на плечах – очень к месту.
– Да, одежда что надо, Тули была более чем щедра. Спасибо за хороший совет.
– Рад, что ты решил не уходить сразу. Мы еще повеселимся на Летнем сходе! Тебе понравится…
– Ну… я… я не… Мамут… – Джондалар подбирал слова, силясь объяснить, почему он изменил свое первоначальное решение.
– …И я уверен, ты поучаствуешь в нашей первой охоте, – продолжал Талут, убежденный, что Джондалар остался, поддавшись его уговорам.
– Джондалар? – Диги была слегка поражена. – Я тебя сперва за Дарнева приняла! – Она обошла вокруг него и улыбнулась, оглядев его со всех сторон. Ей понравился его вид. – Ты побрился, – сказала она.
– Весна. Я решил – время настало.
Он улыбнулся в ответ, и его взгляд дал ей понять, что и она ему приятна.
Заметив это, Диги решила, что Джондалар как раз вовремя побрился и переменил одежду, а то пока он расхаживал в обносках Талута, обросший дремучей бородой, она уже и позабыла, как он хорош.
– Эта одежда тебе к лицу, Джондалар, – сказала Диги. – Подожди-ка Летнего схода. Новички всегда привлекают внимание, и я уверена – женщины мамутои