Тайны Удольфского замка - Анна Радклиф

Когда Эмилия почувствовала себя настолько оправившейся, чтобы выслушать то, что может рассказать ей Жан, она послала за ним; но он не сообщил ей никаких признаков, по которым можно было бы узнать, кто был раненный им незнакомец. Она строго побранила садовника за то, что он стрелял пулями, и приказала разузнать, нет ли того раненого в околотке. Затем она отпустила Жана, а сама оставалась в прежнем состоянии страшной неизвестности. Вся любовь ее к Валанкуру пробудилась от сознания его опасности, и чем больше она обдумывала это происшествие, тем сильнее укреплялось в ней убеждение, что это он посетил ее сад, чтобы облегчить томление несчастной любви среди обстановки своего погибшего счастья.

— Милая барышня, я никогда еще не видывала вас такой встревоженной! — говорила ей Аннета. — Успокойтесь: ведь, кажется, человек этот не убит…

Эмилия вздрогнула, возмущаясь безрассудством садовника, который вздумал выстрелить пулей.

— Я знала, что вы разгневаетесь, барышня, поэтому и не рассказала вам раньше про эту историю; да и садовник знал, что ему достанется. Он мне и сказал: «Аннета, — говорит, — пожалуйста, не говорите барышне. Ее спальня на другом конце дома, может, она не слышала выстрела. Она осерчает на меня, коли узнает, особенно когда увидит след крови. Но опять-таки, — прибавил он, — можно ли держать сад в порядке, коли не позволено даже выстрелить в разбойника, раз он туда забрался?»

— Ну, довольно об этом, — остановила ее Эмилия. — Оставь меня, уходи.

Аннета повиновалась, и Эмилия опять погрузилась в те же мучительные размышления, но потом она стала постепенно успокаиваться, остановившись на том предположении, что если этот незнакомец в самом деле Валанкур, то он несомненно пришел один; следовательно, он был в силах выбраться из сада без посторонней помощи, и значит, рана его не была особенно тяжелая.

Такими соображениями она старалась поддержать в себе мужество, пока слуги ее производили разведки по соседству; но дни шли за днями, и дело нисколько не разъяснялось. Эмилия молча страдала; наконец она не выдержала под гнетом тоски и беспокойства. С нею сделалась изнурительная лихорадка, и когда она по настояниям Аннеты прибегла к медицинской помощи, то врачи предписали ей, вместо всякого лекарства, свежий воздух, легкий моцион и развлечения. Но как достигнуть последнего условия? Однако она старалась, по мере сил, отвлечь свои мысли от предмета своего беспокойства и заняться заботами о чужом счастье, после того как она утратила свое собственное. Вечером, в хорошую погоду, она предпринимала поездки по соседству, посещая избушки некоторых бедных арендаторов: положение их она уже настолько изучила, что могла, даже не расспрашивая их, оказывать им деятельную помощь.

Нездоровье и дела, касающиеся ввода во владение имением, задержали ее в Тулузе гораздо дольше срока, назначенного ею для возвращения в «Долину», а теперь ей не хотелось уезжать из единственного места, где она могла получить разъяснения о предмете своих опасений. Но пришла пора, когда присутствие ее в «Долине» становилось необходимым. Бланш уведомляла ее письмом, что она в настоящее время гостит с отцом в замке барона Сент Фуа и что они собираются посетить ее в «Долине», как только та известит их о своем прибытии туда. В заключение письма Бланш прибавляла, что они задумали посетить ее в надежде, что удастся уговорить ее вернуться с ними в замок Ле-Блан.

Эмилия ответила на письмо своей юной подруги, сообщив ей, что через несколько дней она уже будет в «Долине», и затем занялась поспешными сборами в дорогу. Покидая Тулузу, она утешалась тем предположением, что если бы с Валанкуром действительно случилась беда, то за этот промежуток времени она успела бы узнать о ней.

Вечером накануне отъезда она пошла проститься с террасой и павильоном. Весь день стояла духота; но перед солнечным закатом прошел дождь и освежил воздух, придав лесам и пастбищам тот ярко — зеленый, веселый колорит, который так отраден глазу; дождевые капли, трепетавшие на кустах, сверкали при последних золотистых лучах заката; воздух был напоен дивным благоуханием трав, цветов и самой земли. Но прелестный вид, открывавшийся с террасы, уже не веселил сердца Эмилии. Она глубоко вздыхала, в то время как взор ее блуждал по чудной картине природы. Настроение ее духа было до такой степени удрученное, что она не могла без слез подумать о предстоящем ее возвращении в «Долину» и как будто вновь оплакивала кончину отца, точно это случилось лишь вчера. Дойдя до павильона, она села у открытого окна; устремив взор на далекие горы, возвышавшиеся над Гасконью и все еще окрашенные пурпуром заката, хотя солнце уже покинуло долину, она размышляла про себя: «Увы! скоро я вернусь на родину, но уже не встречу там нм отца, ни матери, с которыми я когда-то жила так счастливо, не увижу я больше никогда их улыбки привета, не услышу их ласкового голоса. Все будет холодно и бесприютно в родном доме, где когда-то царили радость и спокойствие!..» Слезы текли по ее щекам при воспоминании об отчем доме; некоторое время она всей душой отдавалась своему горю, но затем отогнала от себя грусть и упрекнула себя в неблагодарности: оплакивая умерших, как могла она забыть о друзьях, оставшихся в живых? Наконец она покинула павильон и террасу, не увидав ни тени Валанкура или кого-либо другого.

На другое утро, чуть свет, Эмилия выехала из Тулузы и к закату солнца прибыла в свое имение «Долину». Когда улеглось первое потрясение, которое она испытала при виде тех мест, где жили ее родители и где протекло ее счастливое детство, к грустным впечатлениям этого свидания примешалась и нежная, невыразимая радость. Время настолько притупило остроту ее горя, что теперь она с восторгом приветствовала каждый уголок, напоминавший о существах, дорогих ее сердцу, и она поняла, что «Долина» по-прежнему осталась ее любимым, родным домом. Одной из первых комнат она посетила бывший кабинет отца и уселась там в его кресле, воскрешая в своей памяти картины прошлого и проливая слезы, — но их никак нельзя было бы назвать слезами скорби.

В самый день приезда она была приятно поражена визитом почтенного г. Барро, поспешно явившегося приветствовать дочь уважаемого друга, вернувшуюся в давно покинутый отчий дом. Эмилию очень обрадовало посещение старого друга, и она провела целый час в интересной беседе с ним о делах минувших дней и о том, что случилось с каждым из них после того, как они расстались.

Было уже довольно поздно, когда ушел Барро, и Эмилия не успела сойти погулять в сад; зато на другое утро она с горячим чувством обошла каждое местечко, каждый уголок давно покинутого сада, и когда она проходила по роще, насаженной отцом, где они часто гуляли с ним, дружески беседуя между собой, в ее воображении с поразительной ясностью обрисовались его лицо, его улыбка, ей почудился даже звук его голоса… и сердце ее растаяло от этих нежных воспоминаний.