Книги онлайн и без регистрации » Классика » Дэниел Мартин - Джон Фаулз

Дэниел Мартин - Джон Фаулз

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 179 180 181 182 183 184 185 186 187 ... 246
Перейти на страницу:

Несмотря на то что по-английски Сабри говорил очень неровно и так многословно, что порой его трудно было понять, выяснилось — как только он сбросил надетую поначалу маску отрешённости, — что он большой поклонник Шоу; правда, как это обычно бывает с иностранцами, он совершенно не знал, как теперь относятся к умершему кумиру на родине (мол, человек был явно неглупый, но с чуть слишком раздутой репутацией). Очень скоро разговор зашёл о политике: Насер, Садат, экономические проблемы Египта, «величайшая глупость» со строительством Асуанской плотины, дилеммы арабского социализма.

Жаль, Джейн всего этого не слышит, подумал Дэн и, когда вместе с Сабри они подошли к столу пополнить тарелки, воспользовался случаем, чтобы присоединиться к той группе, с которой беседовала Джейн. Сабри сел рядом с ней и вдруг обнаружил, что она говорит по-французски. Он немедленно перешёл на этот язык и, кажется, почувствовал себя гораздо более в своей стихии. Вдруг он произнёс что-то, заставившее Джейн и миссис Ассад рассмеяться. Сидел он на небольшом пристенном диванчике вместе с Джейн. Подошёл Ассад и подмигнул Дэну; образовался небольшой кружок; тут Сабри опять сказал что-то, на этот раз по-арабски, и те, кто понял, снова рассмеялись. Ассад перевёл. Те, кто считает, что дважды два — пять, должны выйти из комнаты: первая шутка, первая из множества последовавших за нею, о глупости политической тайной полиции.

Медленно, постепенно, с какой-то мрачной неохотой Сабри начал играть; через некоторое время из него уже потоком лились рассказы, анекдоты, афоризмы — на смеси французского и арабского. У него был врождённый талант комика, он шутил, сохраняя абсолютно невозмутимую физиономию, и всё более походил на Морга Заля[345], будто чем больше его слушатели смеялись, тем меньше иллюзий о человеческой натуре у него оставалось. Некоторые анекдоты на арабском были, видимо, слишком скабрезными для европейского слуха, но Сабри использовал сидящую рядом Джейн одновременно как переводчицу и как шлюз для подачи информации, заставляя её переводить с французского на английский не самые солёные из своих шуток. Пару-другую Дэну удалось запомнить; вот они.

В Луксоре нашли каменную статую фараона. Надписи совершенно неразборчивы, археологи в растерянности, не знают, кто бы это мог быть. Статую привозят в Каир, тщательно очищают, и всё же специалисты остаются в недоумении. Наконец некий сотрудник тайной полиции просит разрешения взглянуть на фараона. Его проводят в помещение, он входит один и запирает за собой дверь. Через час он выходит, натягивая пиджак и вытирая пот со лба. «Порядок, — говорит он. — Он признался».

Человек, которого считают политическим преступником, пойман после далеко не первого побега. Начальник полиции ломает голову, куда бы его понадёжнее засадить. Молодой инспектор просит разрешения высказаться. «Я знаю куда, сэр. В одну из тех тюрем, что в Гизе. Иностранцы их пирамидами зовут».

Был анекдот и специально для Ассада.

Садат звонит коптскому патриарху. «Ваша светлость, нам не следует больше употреблять такие слова, как «мусульманин» или «копт». Все мы египтяне». — «Разумеется, господин президент». — «И кстати, я назначил Ибрагима Шафира епископом Александрии». — «Но он ведь мусульманин, господин президент!» — «Ну вот, видите, вы опять за своё!»

Некоторые анекдоты, видимо, были стары, как сам Египет. Насер инспектирует свои войска. Ему попадается на глаза солдат, как две капли воды похожий на него. Нассер улыбается: «Я знаю, откуда ты родом, мой мальчик». — «Из той же деревни, что и вы, господин президент». — «Ага! Значит, в нашем доме служила твоя мать?» — «Нет, господин президент. Мой отец».

Затем последовала целая серия язвительных, совершенно бунтарских анекдотов о невежестве египетских военных и небоеспособности армии.

Солдат возвращается с Синайского фронта[346]: «О Аллах, здорово же умеют воевать эти немцы!»

Или ещё.

Армейский грузовик движется к израильской линии фронта. Офицер, сидящий рядом с водителем, лихорадочно грызёт фисташки, бросая скорлупу за окно. Взглянув на него, водитель спрашивает: «Зачем вы это делаете, сэр?» — «Чтобы найти дорогу назад, идиот!» — отвечает тот.

Сабри, несомненно, был рассказчиком того же класса, что Устинов[347]. Дэн восхищался великолепным экспромтом, понимая, что им оказана честь наблюдать это неожиданное эстрадное представление. Ему показалось, что он заметил на одном-двух лицах, во всяком случае, на лицах киношных жён, явное замешательство, некоторый шок при наиболее язвительных выпадах в адрес Насера и Садата, что дало ему лишний повод восхищаться злым, насмешливым, сардоническим языком Сабри. Дэн чувствовал, как раскрывается навстречу рассказчику его собственный ум: так же как вид и манера игры Сабри напоминали ему Маттхау и Заля, горькая самоирония его шуток сильно походила на столь знакомый Дэну еврейский юмор. Дэн представил себе своего голливудского друга Эйба рядом с Сабри и вспомнил бесчисленных злоязыких обличителей притворства и лжи, которых знавал в былые годы в мире кино, где тогда преобладали евреи. И ему пришло в голову, что это — чистое безумие, когда люди, наделённые столь схожим чувством юмора, могут думать друг о друге лишь с ненавистью, с единственным стремлением — уничтожить. Он вдруг подумал, что политические элиты мира состоят из особей, лишённых чувства юмора и вступивших в заговор против смеха, установивших над интеллектом тиранию тупости; человек — продукт истории, а не своей истинной, личной, внутренней природы. Дэн мог бы увидеть, если бы успел чуть дальше просмотреть книгу, которую обнаружил в гостиной у Джейн, в Оксфорде, что Грамши когда-то сказал почти то же самое, правда, объяснял он это тем, что человечеству не удалось добиться победы социализма во всём мире. Дэн же судил об этом с экзистенциальных позиций, считая, что человечество страдает из-за утраты личностной аутентичности, веры в истинность собственных чувств.

А Джейн? Чувствует ли она то же самое? Скорее всего нет, она сочла бы, что это элитаризм — считать большинство человечества — будь то правители или управляемые — глупцами или людьми, надёжно обработанными идеологически. Но Дэн, со свойственным ему фатализмом и со своей любимой позиции аутсайдера, считал привилегированность результатом эволюции, предопределением судьбы. Ты обречён, помимо собственной воли, получать удовольствие от таких вот встреч, обладать определённым знанием жизни, ценить остроумие и великолепное владение языком, ибо по своей природе и благодаря счастливому сочетанию собственного происхождения и профессии наделён способностью отдавать всему этому должное. Он чувствовал, как понятны ему горечь и неподвижность китоновской[348]маски, постоянно сохраняемой Сабри: она была не просто частью его игры, но символизировала понимание бесполезности совершаемого, продажи чего-то тому, кто запродан сам. Казалось, он говорил: настоящие клоуны в этом мире те, у кого в руках власть, и власть эту они из рук не выпустят.

1 ... 179 180 181 182 183 184 185 186 187 ... 246
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?