По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Порфировая гряда составляла водораздел между южным и северным рукавами Янь-дуньского протока. Пройдя последний, мы поднялись на его высокий правый берег и вскоре достигли глубокого оврага Отун-го-цзы, где и остановились на лугу, у обильного водою ключа, выбивающегося из-под круто обрывающейся здесь толщи детритуса[259] близлежащих гор; вероятно, там, в этих горах, следует искать и вершину ушедшего затем под землю источника.

Абсолютная высота урочища оказалась равной 3940 футам (1201 м).

После чая я поднялся на край балки для обозрения окрестной страны, но успел окинуть взором и зарисовать только южную часть горизонта, где круто падающие горы Бэй-Шаня кулисообразно заходили одна за другую, причем их краевой контур представлял непрерывный ряд выпуклых линий, т. е. смену неглубоких бухт и острых высоких мысов. У их подошвы расстилалась щебневая пустыня, опускавшаяся на север уступами – широкими и низкими, но все же уступами. Еще ближе к протоку почва приобретала красный оттенок и странный запутанный рельеф, напоминающий ходы большого короеда (Myelophilus piniperda) в сосновой коре; их наметила вода, а докончил ветер, которому и Янь-дуньский проток обязан в значительной мере своими размерами.

Весь восток был занят горами… Но было уже не до них. В воздухе вдруг потемнело… Зловещая свинцовая туча выкатилась из-за Карлык-тага и как-то сразу заняла полгоризонта. Рванул ветер, и полил дождь… Но какой дождь! Ни ветра, ни грома, а между тем в воздухе стоял глухой гул от низвергавшейся с неба воды. Еще минута, и к нему присоединились новые звуки, возвестившие нам об образовании силевого[260] [селевого] потока. Счастье еще, что наши юрты стояли на возвышении, а то бы быть нам на дне Янь-дуньского русла. Впрочем, и так беда приключилась немалая, юртовый войлок не выдержал нового испытания и дал течь во многих местах, и я не знаю, что бы удалось нам спасти из коллекций, если бы дождь лил не четверть часа, а несколько долее. Но он вдруг перестал, и вода так же быстро скатилась, как набежала…

Такие ливни хотя не часты, но обычное явление в струнах с континентальным климатом, и я думаю, что только силевыми явлениями и можно объяснить ту сохранность древних русел, какая наблюдается ныне повсеместно в Бэй-Шане.

В логу Отун-го-цзы силь [сель] оставил после себя значительные следы в виде навороченной гальки, конгломератных глыб и стволов гребенщика, которые, будучи полузатянуты песком и глиной, занесли большую часть лужайки.

После дождя небо оставалось до позднего вечера затянутым облаками, которые очень низко неслись над землей; они скрыли даже ближайшие горы; и на следующий день нам уже не довелось нанести их на карту, так как ввиду значительности предстоящего перехода, что-то около 58 км, мы выступили в Мор-гол до рассвета.

В сумерках мы прошли около 8 км. При первых же лучах солнца я увидел такую картину. Кругом – каменистую степь: серовато-желтый глинисто-песчаный грунт, устилающую его черную блестящую гальку, редкие кусты хвойника и низкорослого саксаула, и перед собой – уходящую в даль грязно-желтую ленту дороги.

Этой дорогой, среди все той же монотонной пустыни, мы должны будем пройти сегодня еще многие километры, а потому самое лучшее, что мы теперь можем сделать, – это запастись терпением и пореже справляться с часами.

Убить время в пустыне осенью положительно не на чем: неорганическая природа, донельзя однообразная, не представляет объектов для наблюдения, органическая же жизнь, и весной бедная и убогая, в сентябре вконец замирает. Остается лишь созерцать дальние горизонты да переваривать в думах вчера виденное.

На сей раз я задался вопросом: почему галька пустыни в одном месте покрывается темно-коричневой коркой, в другом – нет, хотя и там и тут она состоит из одних и тех же горных пород? Играет ли тут какую-нибудь роль различная давность их залегания на поверхности почвы? Не думаю. В Бэй-Шане можно видеть целые горы, покрытые темной коркой и кажущиеся вылитыми из чугуна, и рядом хребты без всяких следов подобной коры; равным образом в Бэй-Шане же приходилось зачастую проезжать по долинам, усыпанным пестрым щебнем, а несколько далее щебнем, уже покрывавшимся темной коркой, причем в общих условиях их залегания и в составе нельзя было подметить существенной разницы. Иногда даже в осыпях обломки такой прочной породы, как кварц, успевали покрываться бурой коркой, а иногда монолиты без всяких следов поверхностного разрушения сохраняли во всей неприкосновенности свою первобытную, слегка только потускневшую окраску. В чем же разгадка этого любопытного явления?

Припомнив, что темно-бурая корка одевает скалы или на значительной высоте или на сторонах, защищенных от господствующих северо-восточных и северо-западных ветров, я остановился на мысли, что образованию коры мешает переносный песок и что, стало быть, цветная галька устилает лишь такие участки каменистой пустыни, которые наиболее подвержены действию постоянных ветров; действительно, в долинах, носящих явные следы раздувания, я никогда не видел черной гальки. Впрочем, гипотеза эта еще требует строгой проверки.

С дороги видна была только окрайняя гряда Карлык-тага, все же, что находилось позади ее ровного низкого гребня, затянул туман – испарение вчера пролившегося дождя; такой же туман, хотя более редкий, позволявший временами видеть отвесные красные стены Янь-дуньского русла и сопровождающие его столовые возвышения, стлался и на юге, но так низко, что поверх его явственно были видны отдельные сопки Бэй-Шаня. В этих картинах не было ничего интересного, и нам оставалось лишь терпеливо ждать, чем подарит нас западная часть горизонта, где мы с нетерпением ожидали появления силуэта Мор-голской гряды. Наконец, на сорок втором километре от ночлега мы ее увидали

– Ну, теперь уже близко!

Но мы шли еще добрых три часа времени, и эти три часа показались нам длиннее восьми уже проведенных в дороге. Мазар-таг не давался нам, точно клад!

Но вот он вдруг вырос и вытянулся по направлению к Карлык-тагу, откуда также стали подходить горы. Это был, без сомнения, восточный из таш-булакских кряжей. Мало-помалу мы стали признавать местность. Кому-то даже показалось, что он видит гробницу султана-улеми-Рахмета на гребне Мазар-тага. Но я и в бинокль ничего рассмотреть там не мог. Прошло еще полчаса в бесплодном выжидании каких-либо признаков близости человеческого жилья, как вдруг, когда всего менее этого ждали, впереди раздался окрик:

– Река!

Это была красавица Хо-или, или Mop-гол, одна из немногих речек, добегающих и поныне до Янь-дуньского русла, где ее воды образуют обширное тростниковое займище Торэ-аркын, известное множеством водящихся там кабанов. В том месте, где ее переходит дорога, она течет в русле, проложенном в речнике, выше же ее теснят гранитные скалы, которые и препятствуют местному населению утилизировать ее воду для поливки полей; впрочем, попытки в этом отношении делались, да и сейчас еще вниз по ее течению виднеются пашни, но только в кусках, не превосходящих 20 м.