Третий проект. Погружение - Сергей Кугушев

В свое время Испания, первой высадившаяся на Американском континенте, с презрением отвернулась от Северной Америки, все внимание отдав Южной. Северная Америка показалась испанцам слишком бедной. Но она – сущий рай по сравнению с нашей Сибирью. Нам досталась самая суровая земля на планете.

Коль скоро внешнего источника подпитки для нашего развития не имелось, то приходилось брать ресурсы внутри. А внутри России их было очень мало: климат-то Среднерусской равнины суровее норвежского, полезных ископаемых тут – кот наплакал. Значит, приходилось заниматься жесточайшей эксплуатацией людей.

Буйных стохастов своих мы, конечно, выбрасывали. Но выбор направлений оказался невелик. На Запад не пойдешь: там ощетинились копьями сильные государства – польско-литовская Речь Посполитая с подвластной ей Украиной, Швеция, Ливонский орден. На Юге – свирепые и сильные народы, крымчаки и турки. А это вам не инки, не майя с бронзовым или каменным оружием, которые достались испанским конкистадорам. Турки и татары тебе дюжину кортесов с писарро схарчат – не поморщатся. Эти от вида лошади не пустятся наутек, как ацтеки, пушками и ружьями их не напугаешь. У них – отличное стальное оружие и прекрасный боевой опыт. Оставалось русским идти в Сибирь и на европейский Север. И ведь шли.

Да вот беда: двигаться посуху из Подмосковья в Якутск, скажем, гораздо труднее, чем плыть на двадцатиметровой «Санта-Марии» Христофора Колумба из Кадиса в Америку. В те времена океаны соединяли, а суша – разъединяла. Конечно, океан грозит бурями да рифами, но все-таки даже утлая каравелла идет по кратчайшему маршруту, с хорошей скоростью, неся в трюмах сотни тонн еды и воды, оружия и товаров, таща на борту десятки человек экипажа и целый пушечный дивизион. За месяц даже пузатый парусник с хлопающими на ветру парусами покрывает три-четыре тысячи километров. Чтобы увезти такой же груз на такое же расстояние по земле, русским требовались неимоверные усилия. Приходилось форсировать реки, текущие поперек пути, переваливать через горы, продираться сквозь густые леса, часто идти в обход природных препятствий, да еще попутно отбивать нападения враждебных племен.

Все это приводило к тому, что всех стохастов-смутьянов отправить за Урал русские не могли. Да и толку с того тоже было мало: если европейские пассионарии оказывались отделенными от прародины морями, то наши, даже уходя в Сибирь, все-таки оставались в пределах Империи. Конечно, самые пассионарные шли на Восток. Туда бежали староверы и у берегов Ледовитого океана и Белого моря, в Приморье и на Алтае создавалась параллельная Россия. Но при этом пуповина между ними и коренными русскими землями не рвалась, как это было в случае с Англией и Северной Америкой. Поэтому за Уральский кряж приходила и власть, которая и там занималась жестокой эксплуатацией, стремилась содрать налоги, установить жесткие законы и привязать вольных людей к бюрократическому Голему.

Всего этого Запад понять не мог. Не постигая причин русского особого пути развития, он ужасался нам. С точки зрения западника мы всегда были какими-то «инопланетянами». По всем его расчетам, русские не должны были жить на этой планете – и культура у них не та, и ресурсов нет, и общественное устройство безобразно. А поди ж ты – русские сумели и невиданно размножиться, превосходя в числе любой народ Запада, и Сверхдержаву построили, и Гитлера победили, и в космос первыми в мире полетели. Каким-то непостижимым для западника образом эти белые варвары смогли уцелеть после страшных потрясений и колоссальных потерь, да еще и сорок с лишним лет ухитрялись противостоять блоку самых богатых и развитых стран планеты в Холодной войне! В голове европейца или американца зачастую не укладывается: как это русские, не умея делать хорошие общественные туалеты в городах, строят космические корабли?

Мы всегда оставались непонятными для Запада. А непонятное страшит. Мы казались и кажемся им каким диким вывертом Реальности, необъяснимой мутацией, затянувшейся «неправильностью». А наша белокожесть и европеоидность лишь усиливают это чувство. Китайцы, мол, тоже неправильные, и тоже взяточниками были еще недавно. Но китайцы другие. А эти – внешне свои, а на поверку чужие.

И все же, названные нами причины русофобии на Западе – это лишь самый верхние психоисторические слои. А есть и куда более глубинные пласты этого неприятия. И речь здесь идет уже о тончайших материях.

Главная причина, братья, заключается в том, что мы были и остаемся цивилизацией из иного, запредельного для Запада мира. Об этом здорово сказал выдающийся современный писатель Владимир Шаров в романе «Репетеция»:

«…Суворин говорил, что человек, едва появился он на Земле, знал, что его жизнь здесь – только ничтожная часть всей жизни, Земля – ничтожная часть мира, созданного для него Господ. Среди тысяч и тысяч племен, бывших на Земле с сотворения рода человеческого, не было ни одного, кто думал бы иначе. Каждый человек, учась жить в большом мире Бога – вера и есть учение об этом мире, – в котором даже была началом новой жизни, постигая и понимая его строение, его правила, его законы, его цель и смысл, всегда относился к нему как к целому и приспосабливался к нему тоже как целому. Миры человека были несравненно шире, больше, сложнее мира, в котором жили не ведающие о Боге звери и птицы…

…Главную роль в становлении русского государства сыграл именно большой мир – для него оно и строилось, под него подгонялось. Из тех, кто его делал, мало кто думал о земле…» (В.Шаров, «Репетиция» – Москва, 2003 г., с.39-40)

С ним перекликается крупнейший мыслитель, Юрий Мамлеев. В своей работе «Россия вечная» он написал, что русская идея затрагивает такие глубокие, метафизические и парадоксальные космологические проблемы, что просто не может относиться к уровню бытия одного мира. И то, что России приходится жить вместе с приземленным человечеством – это тяжкий крест России и, быть может, некоторых стран Востока. Например, Индии.

«Возможно, на каком-то чисто духовном уровне … (при неизбежности экономического и тому подобного общения) России лучше всего уйти от этого человечества внутрь себя, тем более, что человечество в таком виде подходит к концу… (Когда речь идет о человечестве мы имели в виду, конечно, современное человечество…)…

Понятно теперь почему внезапно даже у русских людей внезапно возникал страх перед Россией. Непомерный страх. Это происходило не только по социальным причинам, а гораздо глубже. Действительно, трудно быть русским, ибо трудно человеку вместить то, что вмещает Россия. Отсюда – этот страх перед русской нирваной, перед русскими просторами. Страх перед русской апокалиптичностью…, ибо эта апокалиптичность просто фиксирует разрывы в русской истории и в русском сознании, хаос – выход непредсказуемости на арену историю, тайную подготовку к внезапным переменам. Русское бытие есть фактически полное отрицание всего того, что является основным в западном образе жизни…» (Ю.Мамлеев, «Россия вечная» – Москва, 2002 г., с. 149-159).

По нашему глубокому убеждению, Русская цивилизация (если отбросить прочь неудачные национальные проекты и свинство правящих «элит») – это цивилизация будущего. А Запад – цивилизация нынешнего мира, уходящего на глазах в небытие. Запад создавал окружающую нас Реальность по своим лекалам, по своей философии. Русским в их реальности приходилось приноравливаться к чужим меркам и обычаям, а потому нам в этом мире оказывалось тесно и душно.