Братья и сестры по оружию. Связные из будущего - Юрий Валин

— Грязноватый? Это уж точно. Да наплевать, он мне теперь как родной. Тьфу, гадость. Ну что, глянешь? Только морду все-таки завяжи. Носовой платок есть?

Могила теперь казалась просто ямой по пояс человека. Правда, ямой, порядком расширившейся в окружности. В сторону дерева с мертвецом и неопределенным, завернутым в шинель предметом прапорщик старался не смотреть. Здесь у могилы яд тления вроде бы слегка рассеялся, или Герман уже успел принюхаться.

Катя с ходу спрыгнула в могилу, стоя как в окопе, указала пальцем в драной перчатке на гребень рыхлого песка:

— Вон, смотри, сюрприз. Прямо под труп поставил, душманская морда. И еще оттяжку вниз сделал. Гадюка хитроумная.

Герман увидел темное металлическое яйцо и обрывок тонкой проволоки. Корпус гранаты был покрыт жирными потеками. Прапорщика передернуло.

— Да ничего, я запал вывернула, — заверила Катя.

Герман кивнул, показал на короткоствольный револьвер, валяющийся на взрытом песке:

— Тоже от покойника?

— «Смит-вессон»? Покойник в лапке держал. С взведенным курком. Ничего себе шуточка, да? Вот уродство, — Катя ухватилась за черенок лопаты.

Герман старался дышать исключительно носом. Платок помогал символически. То и дело дуновение слабого ветра накрывало густым смрадным облаком. Герман спохватился:

— Екатерина Григорьевна, — вот вам Прот передавал.

Катя с искренним восторгом глянула на окурок:

— Блин! Совсем я забыла — майорский чинарик. Как вовремя. Давайте-ка его сюда…

Она закурила, приподняв край косынки.

Герман присел на корточки:

— Вы отдохните. Давайте я покопаю. Кто знает, как глубоко рыть придется.

— Что тут знать? — Катя стукнула лопатой, донесся глухой стук удара по дереву. — Вот оно, золото партии. В смысле, павшей империи. Задача наша — очистить шире и идти вглубь. Осторожно, неторопливо. Возможны еще сюрпризы. Хорошо, песок чистый, копается легко и все заметно. Так как, ваше благородие, попробуете лопатой помахать?

Герман кивнул, очистил верхний ящик.

— Киевское Окружное Пробирное Управление Его Императорского Величества, — прочла Катя четкий трафарет на крышке и выпустила клуб дыма. — Ящик тоже раритет. Вот чудный был бы сувенирчик-сундучок. Вы, Герман Олегович, теперь чуть расширьте раскоп, и начнем вертикальный шурф вести.

— Давайте один ящик поднимем, сразу станет легче, — Герман ухватился за ручку ящика.

— Стоп! — рявкнула Катя. — Не вздумайте. Если еще одна граната, то, скорее всего, между ящиков. Копаем сбоку, ящики пока не трогаем.

Герман молча принялся за дело. Скоро амазонка потушила сигару и отобрала лопату:

— Вы, Герман Олегович, не обижайтесь. Здесь навык нужен и некоторые представления об основах подрывного дела. Насчет последнего, я, честно говоря, и сама не очень-то. Зато вдумчивому копанию в свое время подучилась.

— Это где ж вы такие курсы изволили пройти? — осведомился Герман, сидя на куче влажного песка и с сожалением наблюдая, как завеса из клубов сигарного дыма излишне быстро развеивается — со стороны вновь густо несло разложением.

— Не поверите, — Катя энергично выбрасывала песок, — я, волей судеб, археологию изучала. Имею бумажку, что два курса университета прослушала. Кстати, было довольно интересно.

— Никогда бы не подумал, что вас интересуют пыльные древности.

— Не пыльные. Просто древности. Так что ныне потею почти профессионально.

— Курить тоже на раскопках научились?

— Нет, — Катя засмеялась. — Это позже. Причуды буржуазного мужа — хорошие сигары, белое калифорнийское вино. Приучил.

— И когда вы все успели? — пробормотал Герман.

Катя бросила короткий взгляд:

— Не знали про мое вдовство?

— Я не Прот. Я много чего не знаю.

— Ну да, про мужа я Витке рассказывала. Мы с ней как-то за жизнь беседовали. Погиб у меня муж. На глазах у меня убили. Вот такая грустная история.

— Примите мои соболезнования.

— Ничего. Я уже пережила. Он был хороший человек. Надежный. Ну, ладно, — Катя протянула прапорщику лопату, — расширяйте раскоп. Потом снова я.

Руки Герман стер довольно быстро. Черенок у лопаты оказался хуже терки. У Кати на руках остались лишь обрывки черного шелка. Пришлось сделать паузу, обернуть ладони разодранным платком. О вони прапорщик уже не думал. Ломило спину, от влажного песка стыли ноги. Песчаные стены поднялись уже выше головы, а двойной штабель небольших, но тяжелых ящиков уходил все глубже. Катя поторапливала, хотела закончить при дневном свете.

— Все, двенадцатый. Выбирайся, прапор. Снизу я все сама проверю.

Герман, задыхаясь, пополз по осыпающемуся песку наверх. Ящики возвышались посреди песчаной воронки. Точно насекомые здесь рылись. Руки саднило. Ничего, господин Земляков-Голутвин, теперь не пропадете — открываются замечательные перспективы карьеры на поприще профессионала-землекопа. И на каторгу хоть сейчас же. Хотя какие сейчас каторги? Шлепнут без долгих разговоров, да и все мучения.

Катя скорчилась на дне. Осторожно подкапывала лезвием штыка, прощупывала пальцами песок. Герман туповато размышлял — почему на такие аристократические ручки перчатки натягивают исключительно для того, чтобы ковыряться в песке и гное?

— Вот она, паршивка! — Катя подобралась, нежно, даже чувственно, погрузила пальцы в песок. — Прапор, отойди за бруствер.

Спорить было бессмысленно, да и сил не оставалось. Герман плюхнулся на песок, нахлобучил фуражку. Опять накрапывал дождь. Из ямы изредка доносились матюги Кати.

Выбралась командирша только через час. Держала гранату:

— Эту еще использовать можно. Хотя чека слабовата. Черт, ну и заумное это дело — разминировать.

Катя села рядом. Закурила. Герман с наслаждением вдыхал горьковатый дым.

— Поздравляю, — вяло сказала девушка. — На пальмовой набережной они получили все, что им причиталось. В детстве мне казалось, что сокровища — это жутко интересно.

— Мы посмотрим?

— Отчего ж не взглянуть. Ящик запломбирован. Вряд ли какая-то взрывчатая дрянь внутри поджидает. Валяй, прапорщик, — охотно предоставляю честь дефлорации, — Катя сунула напарнику штык.

Сползая в яму, Герман поморщился. «Дефлорация». Очень остроумно. Кем ее покойный муж был? Бандитом? Нет, скорее военным. Солдафонством от зеленоглазой так и прет.

С ящиком пришлось повозиться. Герман чуть не сломал штык. Золото оказалось неинтересное. Холодное. И, несмотря на тщательную упаковку, вроде бы ощутимо пованивающее.

— Разочарован? — Катя спустила ноги в раскоп. — Мягкий никчемный металл. В некоторых царствах-государствах вообще без него обходятся. С другой стороны — в этом бруске столь чудесной гробовидной формы таится хорошее белье, бифштексы, утренний кофе, ванна, тихая уютная квартира. Красивые понимающие девочки и мягкая постель, в конце концов. У вас как с воображением, Герман Олегович?