Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

Этого так и не произошло. Они настороженно кружили, время от времени происходили стычки мелких отрядов, но государи выжидали, отдавая себе отчет в том, что затевать большую войну пока рано. И все же Ала никогда не забывал о Махмуде.

Частенько тот даже снился шаху Персии, причем сон повторялся снова и снова: их войска стоят друг против друга, готовые к битве; Ала-шах в одиночку мчится на коне в сторону неистовых афганских кочевников Махмуда и выкрикивает свой вызов — вызов султану на смертный поединок. Как Ардашир вызывал на бой Ардевана: кто останется в живых, тот и получит все, и станет по праву царем царей.

Теперь Аллах их рассудил и уж не придется шаху вступить в смертный бой с Махмудом. В течение четырех дней после прибытия каравана с рудой в Исфаган возвратились порознь три доверенных и опытных лазутчика; они побывали в Райском дворце, и из рассказанного ими шах начал составлять ясную картину того, что же произошло в Газни, столице его соперника.

Сразу после смерти султана Махмуда его сын Мухаммед попытался захватить трон, но эти планы сорвал младший сын, Абу Саид Масуд, молодой воитель, которого решительно поддержало войско. Всего за несколько часов Мухаммед был свергнут, закован в цепи и брошен в темницу, а Масуда провозгласили султаном. Похороны Махмуда превратились в нечто невообразимое — отчасти то было грустное прощание с одним правителем, отчасти лихорадочное празднество по случаю восшествия на престол нового, а после похорон Масуд созвал вождей племен и объявил им о своем намерении свершить то, чего так и не сделал отец: надлежало сообщить войску о предстоящем в ближайшие дни походе на Исфаган.

Получив такие сообщения своих лазутчиков, Ала-шах уж не мог больше отсиживаться в Райском дворце.

Предстоящему вторжению врага он даже радовался, и на то были две причины. Масуд был горяч и неопытен, и Ала-шаху не терпелось показать свое искусство полководца этому юнцу. А кроме того, в душе каждого перса жила любовь к войне, и шах был достаточно проницателен, чтобы понять: его народ с радостью примет вызов врага, видя в этом избавление от благочестивых запретов и ограничений, наложенных на повседневную жизнь муллами.

Ала проводил военные советы, которые превращались в маленькие праздники — пили вино, а в подходящее время появлялись и женщины, как в добрые старые дни. Вместе со своими военачальниками шах изучил чертежи и карты; выходило, что из Газни ведет сюда лишь одна дорога, достаточно широкая и удобная для продвижения большого войска. Масуду предстояло пересечь высохшие глиняные пустыри и гряду невысоких гор к северу от Дешт-и-Кевир, обходя затем великую пустыню, пока его войско не углубится в провинцию Хамадан. И только тогда он сможет повернуть на юг.

Но Ала-шах принял свое решение: персидское войско выступит в Хамадан и встретит врага прежде, чем тот успеет подойти к Исфагану.

* * *

Подготовка к походу стала теперь единственной темой всех разговоров, даже в маристане, хотя Роб и пытался избегать таких разговоров. Он старался и не думать о грядущей войне, потому что никоим образом не желал в ней участвовать. Свой долг Ала-шаху — долг немалый! — он уже уплатил. Набег на Индию вполне убедил Роба, что более служить в войске он не желает. Оттого он тревожился, ожидая вызова во дворец, но вызова все не было.

Время шло, и Робу хватало работы. У Касима прошла боль в низу живота, но, к вящей радости погонщика, Роб по-прежнему прописывал ему вино ежедневно, вернув к исполнению обязанностей в морге. Роб теперь лечил больше пациентов, чем когда-либо прежде, потому что на аль-Джузджани легли многие из обязанностей главного лекаря, и тот передал большинство своих пациентов другим лекарям, в том числе и Робу.

С величайшим удивлением он узнал, что Ибн Сина вызвался добровольно возглавить отряд хирургов, которым предстоит отправиться на север вместе с шахским войском. Робу сообщил об этом аль-Джузджани, который уже преодолел свою обиду (или же спрятал ее поглубже).

— Это же расточительство — посылать в битвы такого великого мудреца!

Аль-Джузджани пожал плечами.

— Учитель хочет в последний раз участвовать в военном походе.

— Он же стар, он не выживет.

— Стариком он давно выглядел, а ведь не прожил еще и шестидесяти лет, — горько вздохнул аль-Джузджани. — Мне кажется, он уповает на то, что его отыщут стрела или копье. Что же в этом такого страшного — встретить смерть более быструю и легкую, чем та, которая, судя по всему, теперь его ожидает?

Князь лекарей не замедлил уведомить, что вместе с ним в поход отправятся одиннадцать отобранных им хирургов. Четверо из них были еще учащимися, трое — лекарями-новичками, из совсем недавно получивших звание, еще четверо — опытными врачевателями.

Аль-Джузджани теперь сделался главным лекарем не только фактически, но и вполне официально. Назначение это встретили с грустью, ибо теперь все лекари в Исфагане осознали, что Ибн Сина уже никогда не вернется и не будет больше возглавлять сообщество исфаганских медиков.

Роба удивило и даже несколько встревожило, что ему было поручено выполнять некоторые обязанности, какие при Ибн Сине выполнял аль-Джузджани — имелись и более опытные и известные лекари, на которых новый руководитель маристана мог эти обязанности возложить. А поскольку пятеро из двенадцати членов хирургического отряда были к тому же преподавателями медресе, то Робу сказали, что он должен проводить больше лекций и учить лекарских помощников, когда лечит больных в маристане.

Помимо всего названного, его назначили постоянным членом совета по испытанию учащихся, желавших получить звание лекарей, и еще включили в состав коллегии, которая обеспечивала сотрудничество между больницей и школой как таковой. Первое заседание этой коллегии состоялось в роскошном дворце Ротуна ибн Насра, официального руководителя медресе. Это звание, как известно, было дано ему только ради почета, поэтому сам почтенный руководитель не потрудился явиться на заседание, однако дворец свой предоставил, а прислуге приказал подавать собирающимся здесь лекарям самые изысканные яства.

На первое подали ломтики больших дынь с зеленой мякотью. Вкус у них был божественный, сладкая мякоть так и таяла во рту. Такие дыни Роб пробовал только один раз в жизни, и как раз собирался упомянуть об этом, когда бывший его наставник Джалал-уд-Дин широко улыбнулся Робу.

— За эти изысканные плоды мы должны благодарить молодую жену хозяина.

Роб не понял. Костоправ подмигнул ему.

— Как тебе должно быть известно, Ротун ибн Наср — командующий войсками и двоюродный брат шаха. На прошлой неделе шах приезжал к нему — проводить военный совет. Вне всякого сомнения, встретился он и с новой женой Ротуна. Когда посеяно царское семя, Ала всегда присылает в подарок эти свои необыкновенные дыни. А если из семени произрастет плод мужского пола, присылается подарок, достойный принца — ковер с гербом Саманидов.

* * *

Роб не смог дождаться окончания обеда. Сказавшись больным, он покинул почтенное собрание. Голова у него шла кругом, пока он скакал к своему домику в Яхуддийе. Роб Джей играл с матерью в саду, но младенец лежал в колыбельке, и Роб взял Тама на руки, осмотрел внимательно.