Город бездны - Аластер Рейнольдс

Когда Арместо упомянул старину Бальказара, мои офицеры на мостике смущенно переглянулись, но этим дело ограничилось. Думаю, у большинства уже зародились определенные подозрения. Сейчас эти люди, все как один, преданы мне. Я купил верность этих ничтожеств, продвигая их на крупные посты в командной иерархии. По сути, они получили то, чего шантажом добивался от меня мой дорогой Норквинко. Половина из них ни на что не годились, но меня это не беспокоило. Норквинко взломал почти все уровни защитных систем, так что я мог управлять «Сантьяго» практически в одиночку.

Возможно, в скором времени мне это пригодится.

— Вы кое о чем забыли, — произнес я, наслаждаясь моментом.

Похоже, Арместо так уверен в своей прозорливости, что начинает рассчитывать на победу в гонке.

Как же он заблуждается!

— Не уверен, что я о чем-то забыл.

— Арместо прав, — голос Омдэрмана с «Багдада» тоже был еле слышен. — Вы использовали все свои козыри, Хаусманн. У вас больше ничего не осталось.

— Кое-что осталось, — возразил я.

Я ввел команды с пульта моего командирского кресла, почти ощущая, как потайные слои корабельных подсистем подчиняются моей воле. На главном экране, который показывал панораму корабля вдоль «хребта», появилось новое изображение. Я уже видел эту картину — когда от «хребта» отсоединились шестнадцать колец с мертвыми момио.

Но теперь она выглядела иначе.

Кольца покидали свои места по всему «хребту», с каждой из шести его граней. Это выглядело столь же гармонично, как и в прошлый раз — я слишком люблю совершенство во всем, — но теперь это была гармония иного рода. На борту оставалось восемьдесят модулей, и каждый второй модуль отсоединялся.

Сорок колец плавно отплывали от «хребта» «Сантьяго»…

— Боже милостивый, — пробормотал Арместо — он уже увидел это. — Боже милостивый, Хаусманн… Нет! Не смейте этого делать!

— Слишком поздно, — отозвался я.

— Ведь это живые люди!

Я улыбнулся.

— Уже нет.

Я вновь сосредоточился на экране, наслаждаясь последними мгновениями своего триумфа. Воистину, это было прекрасное зрелище. И жестокое, не скрою. Однако что значит красота без капли жестокости в сердцевине?

Теперь я знал, что победа будет за мной.

До терминала, с которого стартовали «бегемоты», мы добрались на Зефире. Вагоны тянул все тот же огромный дракон-локомотив, который несколько дней назад доставил в Город нас с Квирренбахом.

На жалкие остатки своих карманных денег я приобрел у лоточника фальшивое удостоверение личности — имя и сносную кредитную историю, которая позволяла мне покинуть планету, а если повезет, то и попасть в Убежище. Я прибыл сюда как Таннер Мирабель, но у меня не хватало смелости снова использовать себе это имя.

Обычно для меня не составляло труда выудить из воздуха фальшивое имя вместе с новой ролью — я проделывал это не задумываясь. Но на этот раз что-то заставило меня не торопиться с выбором новой роли.

Наконец, когда торговец уже готов был потерять терпение, я попросил записать меня Шайлером Хаусманном.

Имя «Шайлер» ему ни о чем не говорило, равно как и моя новая фамилия. Я несколько раз повторил то и другое про себя. Надо отреагировать естественно, когда кто-нибудь обратится ко мне по системе громкой связи или если мое имя произнесут шепотом в переполненной комнате. Затем мы взяли билеты на ближайший бегемот, отбывающий с Йеллоустоуна.

— Само собой, я лечу с вами, — сказал Квирренбах. — Если вы действительно намерены спасти Рейвича, то без меня вам до него не добраться.

— А если не намерен?

— То есть… если вы по-прежнему намерены его убить?

Я кивнул.

— Вы не можете отрицать, что такое возможно.

Квирренбах пожал плечами.

— Тогда я сделаю то, что должен был сделать уже давно. Ликвидирую вас при первой возможности. Конечно, по моим прогнозам, до этого дело не дойдет — однако не воображайте, что я на такое не способен.

— Я об этом даже не мечтаю.

— Без меня тебе тоже не обойтись, — вмешалась Зебра. — Я тоже смогу проводить тебя к Рейвичу, хотя Квирренбах знаком с ним ближе.

— Ты рискуешь, Зебра.

— А в гостях у Гедеона я ничем не рисковала?

— Согласен. Скажу откровенно: буду благодарен за любую помощь.

— В таком случае, я тоже с вами, — сказала Шантерель. — Я единственная из всех вас, кто умеет выслеживать добычу.

— В Игре — не спорю, — ответил я. — Но это будет мало похоже на Игру. Насколько я знаю Таннера — боюсь, я знаю его не хуже, чем он меня, — он не будет придерживаться правил.

— В таком случае, нам придется нарушить правила первыми.

Впервые за целую вечность в моем смехе появились искренние нотки.

— Можно не сомневаться: мы не ударим лицом в грязь.

Через час мы покинули планету — Квирренбах, Зебра, Шантерель и я. Бегемот обогнул Город Бездны, описав широкую дугу, затем вошел в слой низких облаков. Они походили на призраков, танцующих над полем битвы, где свирепые ветры Йеллоустоуна сталкивались со спазматическими выбросами из Бездны. Я смотрел вниз, на Город — хрупкий, словно игрушечный. Малч и Кэнопи уже казались неразделимым целым, втиснутым в хитросплетение архитектурного плана.

— С тобой все в порядке? — спросила Зебра, возвращаясь к нашему столику с бокалами в руках.

Я отвернулся от окна.

— Ты о чем?

— Мне кажется, ты не рад, что покидаешь это место.

Путешествие подходило к концу. Успех моих замыслов становился все более очевидным, и обо мне открыто заговорили как о герое. Тогда я решил навестить своих пленников.

За все эти годы никто так и не нашел потайную комнату в недрах «Сантьяго», хотя кое-кто — например, Констанца — почти догадался о ее существовании. Но камера так экономно забирала энергию из корабельной системы жизнеобеспечения, что даже Констанца, при всем своем опыте и настойчивости, не смогла бы выяснить, где находится мой тайник. В каком-то смысле мне просто повезло. Сейчас ситуацию трудно было назвать критической, но несколько лет назад подобное открытие погубило бы меня. Однако теперь я был в безопасности. У меня появилось достаточно союзников, чтобы какое-нибудь мелкое недоразумение могло мне повредить, и я поставил на место всех, кто выступал против меня.

Если быть точным, пленников было трое, хотя Слик вряд ли относился к этой категории. Он был просто мне полезен. Не знаю, что он сам думал по этому поводу — но я не считал, что держу его в заключении. Обычно при моем появлении дельфин оживлялся, но последнее время он двигался все более лениво, а его маленькие темные глаза словно не реагировали на мое присутствие. Интересно, помнил ли он что-нибудь о прежней жизни, когда жил в бассейне? Наверно, он казался Слику бескрайним, как море — по сравнению с резервуаром, в котором дельфин провел последние пятьдесят лет.