Женщины Девятой улицы. Том 2 - Мэри Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Джоан чувствовала себя счастливой. Хотя Жан-Поль был женат, а она, по ее словам, была не из тех женщин, которые разрушают чужие браки, пара стала практически неразлучной[2336]. Они играли на бильярде. Она ездила вместе с ним на гоночный трек и даже к итальянским механикам, с которыми он часами возился с автомобилями или мотоциклами. К их починке и отладке мужчина относился со страстью и вниманием не меньшими, нежели он уделял творчеству. Друзей Риопеля обижало, что он проводит так много времени с Джоан. Они не могли понять, что Жан-Поль разглядел в этой прямолинейной женщине, которая вела себя невероятно свободно, что согласно нравам французов того времени было допустимо только для мужчин[2337]. «Женщины в основном помалкивали, — рассказывала Ширли об обществе Франции середины ХХ в. — За столом француженки не разговаривали, вели беседы только мужчины»[2338]. Людей, которые знакомились с Джоан в Париже, поражала эта «амазонка», которая постоянно «сквернословила» и обладала животным магнетизмом и чувственностью, «наиболее очевидными, когда она закуривала сигарету», по словам де Билли. «Джоан Митчелл обладала очарованием Лорен Бэколл, — писала исследовательница, — и совершенно необыкновенной элегантностью»[2339]. Улыбка Джоан, которой она, как правило, нечасто баловала окружающих, была настолько обезоруживающе лучезарной, что навсегда оставалась в памяти тех, кому посчастливилось ее увидеть. Впрочем, в те дни Джоан улыбалась часто.
В октябре она снова переехала, теперь западнее Монпарнаса, в квартиру, которую можно было занимать до ноября. Весь ее мир, по словам самой Митчелл, тогда состоял из живописи и Жан-Поля[2340]. «Я стала намного более решительной, — писала она Майку, — в плане представлений о том, что мне нравится, а что нет, и о том, кто я есть и кем я не являюсь. И, я думаю, тут вести жизнь художника легче. Здесь постоянная работа и привычка не показываться в обществе годами принимаются, и их считают достойными уважения»[2341]. Жизнь в Париже налаживалась. Она была именно такой, какой хотела Митчелл. Но в результате идиллия опять стала тем, чего она боялась. Джоан признавалась Барни:
Мой роман, как я уже писала [своему психоаналитику] Фрид, очень меня беспокоит: опять никакой защищенности, я имею в виду, эмоциональной. Все то же самое за исключением того, что он, для разнообразия, очень силен, и талантлив, и дик. Будь я лет на пять моложе, это было бы хорошо. Но я думаю о времени, которое ускользает, и все чаще размышляю о возрасте и смерти. Боже, только теперь я понимаю ту твою тревогу, над которой я имела обыкновение смеяться, — она как комок в горле, как ноющая боль в животе[2342].
Чем важнее для нее становился Риопель, тем острее Джоан чувствовала необходимость срочно уехать из Парижа, хотя бы на время. Она не хотела быть зависимой, страстно любящей или обожаемой, особенно человеком, настолько сложным и непредсказуемым, каким был Жан-Поль. Она написала Барни, что 2 декабря уедет из Парижа, но намерена вернуться следующей весной, потому что нашла неплохую мастерскую и ей предложили представить работу на одной важной коллективной выставке[2343]. На полях того же письма Джоан нацарапала: «Кстати, я тут услышала, что ДеК обрюхатил Джоан Уорд и она отказывается делать аборт. Хочет, чтобы он на ней женился, — все это такая грязь»[2344].
* * *
Когда-то Элен назвала новость о первой беременности Джоан Уорд от ее мужа Билла бомбой, но тот снаряд ее не уничтожил. Тем не менее, когда до нее дошли слухи, что Джоан снова беременна и на этот раз намерена родить ребенка, несмотря на возражения Билла, эффект был уже совсем другим[2345]. Элен обладала «невероятной способностью к выживанию», но даже у нее были слабые места[2346]. И этот ребенок стал для женщины последней каплей. К этому времени она уже довольно давно жила отдельно от Билла, но все еще занимала в его жизни уникальное место, равно как и он — в ее. Они все еще оставались семьей. Но если бы он стал отцом, их отношения навсегда изменились бы. «Я точно знала: Билл будет чувствовать себя ответственным за этого ребенка… Таким уж он был. Он с невероятным уважением относился к роли отца, считал это огромной честью», — рассказывала Элен[2347].
Вскоре друзья заметили, что Элен и Биллу стало неловко находиться в обществе друг друга[2348]. Между ними произошло что-то очень плохое и важное, нечто большее, чем простая супружеская измена, перебор с алкоголем или даже насилие. Элен старалась не показывать окружающим своей боли. «Как бы она ни ревновала и как бы больно ей ни было, она никогда не отзывалась о нем плохо, — утверждает племянник Элен Клэй Фрид. — Билл в мире Элен делал всегда то, что должен, и все это ему позволялось»[2349]. Но всем, кто знал художницу, было понятно, как сильно она страдала. «Хотя Элен и Билл оба не слишком-то годились для моногамных отношений, я знала, что они были очень близки, — сказала Грейс. — Хотя Элен никогда не вызывала у людей такого чувства, как жалость, я видела: ей было чрезвычайно трудно принять беременность Джоан Уорд»[2350].