Голос крови - Том Вулф

Обязательно надо увидеть Манену!.. пусть только в Фейсбуке. Нестор спешит обратно в комнату, одевается, как никогда в жизни, торопливо, садится к ноутбуку, который лежит у него на столе, едва помещающемся в комнате, и выходит в Интернет… Манена! Вот она… Это Нестор фотографировал… длинные пышные темные волосы стекают на плечи… черные глаза, чуть приоткрытый в полуулыбке рот, обещающий… то, что и близко не отражается словом «экстаз»!:::::: Хорош мечтать, Нестор! Ступай на кухню да выпей кофе… пока не мешают все эти, которых сегодня придется терпеть.::::::

Нестор сидит на кухне без света, пьет вторую чашку кофе, пытается проснуться и думает… думает… думает… думает… Звонить ей в такую рань, в шесть сорок пять, в субботу немыслимо… да и писать тоже не стоит. Даже «бип-бип» сообщения может ее разбудить.

Вспыхивает свет, и Нестор слышит привычный звук смыва и «буль-буль-буль» сливного бачка. Проклятье! Родители проснулись… Камило-каудильо сейчас явится… Призрак надежды!.. Может, на свежую голову отец больше не захочет свар? Щелк! – на кухне зажигается свет. В дверях отец… Хмурит лоб, между бровей пролегла морщина. Одет в мешковатые джинсы и футболку размера XXL, рукава которой спускаются ниже локтя… но на арбузное брюхо едва хватает ткани. Еще не брился. Шея под челюстью серебрится сединой. В глазах заспанки. Растрепанный хоть куда.

– Buenos días?.. – отваживается Нестор.

Фраза у него начинается как приветствие, но в итоге получается больше похожей на вопрос.

– Чего сидишь в потемках? – отвечает отец.

Даже сидеть на кухне не умеешь?

– Да я… боялся разбудить.

– Да кого эта лампочка может разбудить?

Вообще ничего не соображаешь?

Без лишних слов отец идет мимо Нестора и наливает себе кофе… Нестор не отрывает глаз от Него, Камило-каудильо, Владыки этого Царства. Он опасается нового взрыва. «Я, Камило Камачо» осушает свою чашку, не помедлив ни на едином глотке. И устремляется прочь из кухни с видом человека, которого ждут дела. Не обращая на Нестора ни малейшего внимания, не скользнув даже краем глаза…

Нестор хочет допить кофе, но тот уже остыл: густой, горький… и не хочется. Нестор думает, и думает, и думает, и думает… и все равно не может понять, что с ним.

– Существую ли я вообще? – спрашивает он себя.

В следующую секунду за порогом кухни слышатся все мыслимые кряхтенья, стенания, пыхтения и задыхания непосильного труда.

Это отец, но что за чертовщина с ним? Он заваливается влево, потому что взвалил на правое плечо какую-то здоровенную штуковину. Длинную, массивную – это гроб. Отец борется с его тяжестью и шатается под своей ношей… Гроб качается на его плече… и кренится, врезаясь в шею… Вот-вот вывернется и упадет… Отец вскидывает груз на место, повыше на плечо… Одной рукой выправляет крен… другой пытается сдержать качание… Лицо багровое… Хватает ртом воздух… Издает все хрюканья и мычанья надрывающегося трудяги…

– мышш… сънннхх… ниыц… гахн ыррх… мымфых… ну-унмп… бля… баыэхх… фрымп… с-с-слуш… гис-с-ух… худжых… нинч… ыррх… и-и-и-имп.

У старика подгибаются колени. Это не гроб – это caja china, в которой всегда жарят свинью, – но чтобы кто-то когда-то пытался таскать эту бандуру в одиночку? Вон специальные гнезда на концах, куда вставляют ручки для переноски, один человек за этот конец, один за тот… Какой дурак вздумал бы таскать ее на плече? «Я, Камило» сам изготовил эту жаровню много лет назад… похожий на гроб ящик из дюймовой фанеры, обитый изнутри кровельным железом… весит он фунтов семьдесят, не меньше… длинный и громоздкий, такой нипочем не удержишь, обхватив одной рукой, кто б ты ни был…

Нестор кричит:

– ПАП, ДАЙ ПОМОГУ!

Старик в ответ пытается увернуться: не смей и пальцем коснуться, предатель…

– Ы-ы-рррхх…

Одно мелкое движение – и всё! Теперь распоряжается caja china! Чертов ящик превращается в разъяренного быка, скачущего верхом на тщедушном наезднике… Нестор видит это, как в замедленном кино… Но на самом деле все происходит так быстро, что он не успевает и двинуться с места, будто прирос к полу… caja china срывается в штопор. Отец срывается в штопор, пытаясь подлезть под ящик… у него запутываются ноги… он валится…

– Ы-ы-рр-х…

Взбесившаяся caja china падает на него…

– Иыэр-р-нафумх…

Один конец ящика врезается в стену…

ХРЯСЬ!

Грохот в тесной касите, будто от крушения поезда…

– Папа!

Нестор уже склонился над местом крушения, снимает тяжелый ящик с отцовской груди.

– Нет!

Отец смотрит Нестору в глаза.

– Нет! Нет!

…на лице злая гримаса… глаза горят… верхние зубы оскалены…

– Ты – нет!

Нестор все равно снимает с него жаровню и кладет на пол… Для парня с его широчайшими, трапециями, бицепсами, плечевыми и квадрицепсами, до предела насыщенными адреналином, – пустяк… будто картонную коробку.

– Пап! Ты цел?!

«Я, Камило Камачо», лежа на спине, злобно смотрит на сына и глухо рычит:

– Не тронь мою каха-чину.

Негромко, но внятно.

Отец не пострадал… взгляд ясный… удар ящика приняла на себя стена, а «Я, Камило Камачо» достался только отскок… С виду отцу совсем и не больно… О нет… он хочет, чтобы больно было Нестору. Чувство, близкое к отчаянию, пронизывает центральную нервную систему Нестора… С двенадцати лет он помогал отцу таскать каха-чину… Отец брался за ручки с одного конца, Нестор – с другого… с двенадцати лет! Это было маленьким приобщением к мужскому миру! А теперь отец не желает и видеть его рядом.

«Я, Камило Камачо» даже не хочет, чтобы сын снял шмякнувшийся о стену гроб с его распростертого тела. Знаешь, как обидеть собственного сына, да, каудильо Камачо?.. Но Нестор не находит слов, чтобы высказать это или что-то еще.

– Что случилось? Что случилось?

Это мать бежит из спальни.

– Боже мой, Качи! Что случилось? Качи!

Это у нее нежное прозвище для Хозяина.

– Ты цел? Что за грохот? Что упало?

Она валится на колени рядом с Камило. Тот смотрит на нее пустым взглядом, затем, оттопырив щеку языком, бросает ядовитый и – с языком за щекой – обвиняющий взгляд на Нестора. Будто режет лазером… и мать, видя это, оборачивается к Нестору… глаза расширены… недоумение… испуг… она боится худшего… и спрашивает:

– Это ты отца уронил?

– Пап, скажи ей! Скажи мами, что случилось!

«Я, Камило Камачо» безмолвствует. Только продолжает сверлить Нестора мрачным взглядом.

Нестор поворачивается к матери.

– Папа хотел в одиночку унести каха-чину, на плече! Не удержал равновесия, вот ящик и грохнулся о стену!