Безумие  - Ринат Валиуллин

– Как там?

– Питер любит делиться впечатлениями.

Разговаривая со мной, Шила присматривала за собой в зеркало. «Чем больше одиночества в душе, тем чаще женщина смотрится в зеркало. Оно, в принципе, тоже окно, которое преувеличивает эго. Я увидел в отражении лицо жены, будто фото в альбоме, который листало само время. Время тычется пальцами стрелок в фото и смеётся над теми, что были совсем другими. Молодыми. Я вроде как оставался им. Мне так казалось всё время, всем так кажется, и Шиле сейчас, наверное, тоже».

– Ну сколько можно зеркалу показывать своё лицо? Что ты там ищешь?

– Свою привлекательность. Но, к сожалению, люди не молодеют, тем более женщины.

– Перестань торговаться. Ещё как молодеют, особенно весной.

– Да, но комплименты всё дороже.

– Бери мои, они дешевле.

– Твои я уже знаю, свеженького ничего нет?

– Дай мне подумать.

– Мне некогда.

– Что за спешка?

– Если честно, я хочу совратить тебя.

– Каким образом?

– Своим, – села мне на колени Шила, и я почувствовал тепло её ляжек своими бёдрами. Будто солнце взошло над последними, и скоро растение рванёт кверху, к этому самому солнцу, сильное, твёрдое и проникновенное.

На кухне царила духовка, в которой испекли что-то очень интимное: Шила сидела на моих ногах ко мне спиной, я держался за её грудь. Голова Шилы лежала на моём плече, я целовал её шею сквозь длинные потные от волнения и страсти волосы, которые текли словно из душа широкой шёлковой струёй на наши тела: «Будь я вампиром, прокусил бы и выпил всю её любовь без остатка. Но я не вампир, я муж. Я не что иное, как свойство порочного круга жизни».

* * *

В понедельник решила начать новую жизнь с пробежки. Когда будильник мне перезвонил во второй раз, я повернулась набок, посмотрела на своего мужчину, он крепко спал. Мне тоже не хотелось вставать. Чтобы хоть как-то успокоить совесть, я начала бегать глазами по контуру его профиля. Мужественный ландшафт говорил о том, что жизнь его не была сахаром. Со мной-то, конечно. Всегда было тяжело с женщинами, которых кто-то оставил в неопределённости. У них сердца закрыты. А всему виной верность, когда она ещё преобразуется в недоверие. Стоило ли так рано просыпаться, чтобы думать о нём. О том, след которого исчез чёрт знает когда. Точнее, след остался, много следов, будто топтался намеренно. Исчезло тело.

А тут ещё внутренний голос: «Мне кажется, ты придаёшь понедельнику слишком большое внимание. Он, как всякий тонкий психолог, отлично этим пользуется. А между тем ведь можно на него просто забить, не пойти на работу, отключить телефон и спать, пока не наступят лучшие времена: не 8 утра, как сейчас, а 12, мне кажется, 12 – отличное время для первого завтрака».

А рано утром, когда в её теле был самый сон, я просыпался и трепал ей в уши всякую ерунду: «Ты мой розовый какишок». – Она смеялась: «Что, что ты сказал?» – «Я ещё ничего не сказал, а тебе уже смешно». – «Как ты меня назвал?» – «Розовый какишок». – «Я думала, петушок», – снова засмеялась она сладко и сонно. – «Не какишок, когда ты смеёшься, ты так сопишь, будто заводишь двигатель своих крыльев, я про ноздри». – «Ты про мой нос, не нравится, не смотри». – «Какишкам нельзя волноваться, им надо спать». – «Опять будешь изменять мне с кофе?» – «Да, ты спи». Целовал я и мял её груди. Потом, понимая, что мне уже не уснуть, вставал и шёл к кофе.

«Взрослый, мужественный, как он может нести такую приторную чушь? Неужели он не понимает, что мне не нужны пряники, что мне скорее не хватает хорошего крепкого неожиданного кнута».

Зашёл в ванную, принял душ и вновь вернулся в спальню за телефоном. Увидев жену, сладко спящую под одеялом, решил одолжить у неё немного тепла. Нырнул под одеяло к ней.

– Мне нравится вкус твоей кожи. Слышишь?

– Нет, но чувствую. Что-то напоминает?

– Что жизнь прекрасна.

– Знаешь, я хотела сегодня сходить на зарядку.

– Чего не пошла?

– Всё из-за тебя. Стала рассматривать тебя.

– То-то меня мучили кошмары. Неужели я настолько хорош?

– Нет, оказалось, что нет.

– Ну, так беги, чего лежишь?

– Ага, скоро уже на работу.

– Завтра попробуешь ещё?

– Нет, такие дела надо начинать в понедельник.

– Я понял, значит, никогда.

– Никогда не говори никогда, это моё слово.

– Мы что – уже делим имущество??

Он был недоволен, что я не откликнулась на его ласки. Сам дурак, раньше надо было действовать. Как можно было быть таким бесчувственным. Я же его чувствую. Даже сейчас. Я чувствовала по интонации, когда он был мною недоволен. В такие моменты даже имя моё звучало из его уст с маленькой буквы.

– Как там с погодой? – не обращала я внимание на его капризы. «Да, и о каком сексе может идти речь, если через час я уже должна буду давиться метро. Вот где настоящий утренний коитус».

– Погода ужасна.

– Сделай же что-нибудь.

– А что я могу сделать?

– Хотя бы чай.

* * *

В голове шумело море, оно билось о камень. Камнем служила скала, с края которой мы падали взглядом вниз, в голубую пропасть, дно её сверлил маленький кораблик. Он шёл своим курсом, оставляя, подобно реактивному самолёту, на глазах исчезающий след. Мы стояли с Шилой на обрыве земли, здесь последняя когда-то оборвалась. Осторожно ногой я столкнул небольшой камешек, тот провалился в воздушную яму вниз, пару раз он зацепил край скалы и скоро пропал из виду. Мысленно мы представили себя тем самым камнем, пытаясь пережить чувства летящего в бездну человека. Потом резко проснулись, это был сон, это был кошмар, крепче схватились за перила, отделявшие нас от пропасти.

– Пропасть, – выдохнула Шила.

– Один шаг, и она станет глаголом.

– Ты про пропасть?

– Про пасть.

– Да. Красивая пасть, – пережив лёгкий мандраж, Шила обхватила меня всем своим существом.

Когда мы сели в машину и отъехали, скала ещё долго желтела египетской пирамидой в зеркале заднего вида, словно курган из песка к самому солнцу.

– Чем её сюда занесло? – всё ещё любовалась на пейзаж Шила.

– Кого? – спросил я.

– Скалу!

– Временем…

Будто песок из песочных часов сыпался именно в это место долго и расточительно, и никто их не удосужился перевернуть, как того полицейского, что лежал сейчас на асфальте, когда машина вздрогнула, переехав последнего, потом остановилась перед пешеходом. Того тоже заносило временем. Он был по колено в шортах, по локти в футболке, видимо, шёл с пробежки. «От времени не убежишь». Человек всё ещё махал руками, пытаясь показать всем, что он идёт с разминки, что он занимается спортом, может быть, именно сегодня он начал новую жизнь. Выглядело нелепо, потому что человек был растерян, рассеян. «Часто люди рассеяны оттого, что просто вырваны из контекста своей целой жизни, как целого текста, в котором они занимали место абзаца или даже эпиграфа, что, словно метеоритом, оставили шрам на чьей-то биографии, а может, занимали место главы райцентра, которую выбрали буквы анонимным голосованием на тайной вечере ада. И как таким людям теперь найти себя в этой библиотеке, где никто не читает, если не положить за это оклада? Разве что перейти дорогу кому-то?» Сзади мне уже сигналили. Мужчина рассеянный давно уже рассеялся. Я выжал сцепление, которое соединило меня снова с этим миром, переключился на первую и нажал на педаль газа. Лицо его мне показалось знакомым, а ещё больше тело. Волной времени меня снова бросило на берег моря. Я вспомнил гражданина, которого однажды изучал на пляже от нечего делать. Тот мог обгореть или хуже, несмотря на то что у него на лопатках шерсть или пух. Видимо, остались от крыльев. Крыльев уже давно не было, только пузо, а над ним шерстяная грудь, не шерсть, а золотое руно. Я долго наблюдал за ним, он меня интересовал как персонаж. Даже женщины в сравнении с ним не вызывали такого внимания. Жена попросила натереть её кремом. Пока я занимался спиной, я забыл про него. Потом, когда полез в воду смыть масло с рук, видел, как тот натянул на себя шорты, цветом в точности как у этого пешехода. Спектакль закончился, можно было открывать пиво, чтобы не заскучать снова. «Что, шорты понравились?» – за мной наблюдала жена. «Когда тебе кажется, что ты за кем-то наблюдаешь, ты сам находишься под присмотром». – «Да, симпатичные». – «Шорты придумали лентяи, те, кто не хотел стирать целые штаны», – перевернулась она на спину и закрыла глаза, так мне показалось, что она их закрыла, несмотря на то что была в очках. «Сколько времени?» – спросила она меня. «Какая разница? Отдыхай. Забудь про стрелки, забудь про дни недели». – «Только я и одна звезда». Я встал и двинулся было к морю, чтобы окунуться. Но песок уже накалился. Значит, было уже около часа. Что у времени на курорте аллергия на стрелки, и песок оно нанесло для того, чтобы легче было ходить самому. Время ходило под себя песком. Горячим песком. Я надел тапки и пошёл по времени, которое веками намывало сюда Средиземное море.