Король крыс - Джеймс Клавелл

— Верно, приятель, — согласился Питер Марлоу, копируя австралийское произношение Ларкина.

— За каким чертом я с вами двоими связался, — устало простонал Ларкин, — я так и не пойму.

Мак ухмыльнулся.

— Потому что он лентяй, правда, Питер? Мы с вами всю работу делаем, а он сидит и притворяется, что встать не может, и все из-за того, что у него легкий приступ малярии.

— Puki'mahly. И дайте мне попить, Марлоу.

— Слушаюсь, сэр, господин полковник! — Он протянул Ларкину свою флягу с водой. Когда Ларкин увидел ее, он улыбнулся, превозмогая боль.

— Все в порядке, дружище Питер? — тихо спросил он.

— Да. Господи, я на какое-то время голову потерял.

— Мак и я тоже.

Ларкин отхлебнул воды и бережно вернул флягу.

— Вы хорошо себя чувствуете, полковник? — Питера Марлоу смутил цвет лица Ларкина.

— Проклятье, — сказал Ларкин. — Нет ничего, что не могла бы вылечить бутылка пива. Завтра поправлюсь.

Питер Марлоу кивнул.

— Лихорадка у вас по крайней мере прошла, — сказал он. Потом, с подчеркнутой небрежностью, вытащил пачку «Куа».

— Бог мой, — одновременно ахнули Мак и Ларкин. Марлоу вскрыл пачку и дал каждому по сигарете.

— Подарок от Деда Мороза!

— Где вы, черт возьми, их взяли, Питер?

— Подождите, давайте немножко покурим, — мрачно сказал Мак, — перед тем, как услышим плохие новости. Он, возможно, продал наши тюфяки или что-нибудь в этом роде.

Марлоу рассказал им про Кинга и Грея. Они слушали с растущим изумлением. Затем поведал историю с обработкой табака, они слушали молча, пока он не упомянул про предложенные ему проценты.

— Шестьдесят и сорок! — радостно выпалил Мак. — Шестьдесят и сорок, о, Бог мой!

— Да, — сказал Питер Марлоу, не правильно истолковав реакцию Мака. — Представьте себе! Так или иначе, я просто показал ему, как это делается. Кажется, он удивился, когда я ничего не взял взамен.

— Вы отдали способ даром? — Мак был ошеломлен.

— Конечно. Что-нибудь не так. Мак?

— Почему?

— Ну, я не мог вступать в сделку. Марлоу не торговцы. — Питер говорил так, как будто он имел дело с маленьким ребенком. — Это просто невозможно, старина.

— Бог мой, да у вас была прекрасная возможность заработать, и вы ее отвергли с тупой ухмылкой. Я полагаю, вам ясно, что, если бы за этим делом стоял Кинг, у вас хватило бы денег, чтобы покупать удвоенные пайки с сегодняшнего дня и до страшного суда. Почему вы, черт побери, не держали рот на замке, и не рассказали мне, и не дали мне возможности…

— О чем вы говорите. Мак? — резко вмешался Ларкин. — Парень все сделал верно, зачем ему связываться с Кингом.

— Но…

— Ничего, кроме этого, — сказал Ларкин.

Мак мгновенно остыл, ругая себя за вспышку. Он вымученно рассмеялся.

— Я просто разыгрывал вас, Питер.

— Вы уверены, Мак? Бог мой, — грустно сказал Марлоу. — Я что, сглупил? Я не мог позволить себе унизиться.

— Да нет, паренек, это я просто так, шутил. Расскажите-ка нам, что еще было.

Питер Марлоу рассказал им о том, что произошло, все время задавая себе вопрос, не допустил ли он какой-нибудь ошибки. Мак был его лучшим другом, практичным, никогда не терявшим самообладания. Он рассказал им про Шона, а когда кончил, почувствовал себя лучше. Потом он ушел. Была его очередь кормить кур.

Когда он вышел, Мак сказал Ларкину:

— Черт… я виноват. Не из-за чего было срываться.

— Не вините себя, приятель. Он витает в облаках. У этого парня несколько странные представления. Никогда нельзя угадать наверняка. Может быть, Кингу все-таки пригодятся его способности.

— Ага, — задумчиво сказал Мак.

Питер Марлоу нес котелок, полный обрывков листьев. Он прошел мимо уборных к клеткам, где держали кур для лагеря.

Там были и большие клетки и маленькие, клетки для одной тощей курицы и большая клетка для ста тридцати кур — они были собственностью всего лагеря. Яйца от этих кур шли в общий котел. Другие клетки принадлежали отдельным группам или были собственностью нескольких групп, которые объединяли свои средства. Только Кинг был единоличным владельцем.

Клетку для кур группы Питера Марлоу построил Мак. В ней находилось три курицы — богатство группы. Ларкин купил этих кур семь месяцев назад, когда в группе была продана последняя ценная вещь — золотое обручальное кольцо Ларкина. Он не хотел продавать его, но Мак в то время был болен, и у Марлоу была дизентерия, а за две недели до этого лагерный рацион был снова урезан. И поэтому Ларкин продал кольцо. Но не через Кинга, а через одного из своих людей, Тини Тимсена, австралийского торговца. На эти деньги было куплено четыре курицы у китайца, который получил у японцев право торговать в лагере, а вместе с курами — две банки сардин, две банки сгущенного молока и пинту оранжевого пальмового масла.

Курицы оказались хорошими и исправно неслись. Но одна из них сдохла, и они съели ее. Они собрали кости, положили их в горшок вместе с внутренностями, ногами, головой и зеленой папайей, которую Мак стащил, когда был на работах, и потушили все вместе. В течение недели они были сыты.

Ларкин открыл одну из банок со сгущенным молоком в тот же день. Они съедали по ложке молока каждый день, пока оно не кончилось. Сгущенное молоко не портилось от жары. В тот день, когда из банки уже нельзя было ничего выскрести, они вскипятили в ней воду и выпили варево. Оно было очень вкусным.

Две банки сардин и последняя банка сгущенного молока были запасом группы. На очень черный день. Банки хранились в тайнике, который постоянно охранялся одним из членов группы.

Перед тем как отпереть запор на дверце курятника, Питер Марлоу оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подглядывает, как он открывается. Он открыл дверцу и увидел два яйца.

— Спокойно, Нонья, — сказал он, обращаясь к их бесценной курице. — Я не собираюсь дотрагиваться до тебя.

Нонья высиживала семь яиц. Им потребовалась огромная воля, чтобы оставить яйца под курицей, но, если им повезет, они получат семь цыплят, а если эти семь цыплят вырастут и станут настоящими курами или петухами, то тогда их выводок будет огромным, и они смогут выделить одну курицу для постоянного высиживания яиц. И им больше никогда не нужно будет бояться палаты номер шесть.

В палате номер шесть содержали слепых: пленных, лишившихся зрения из-за бери-бери.[12]Любые витамины были волшебным средством против этой постоянной угрозы, а яйца — незаменимым и доступным продуктом. По этой причине комендант лагеря вымаливал, надоедал и требовал больше яиц у японских властей. Но в основном на человека приходилось только одно яйцо в неделю. Некоторые пленные получали дополнительное яйцо каждый день, но к тому времени это было уже бесполезно.