Пепел прошлого - Галина Владимировна Романова

– В ночь пожара ее забрали, Эдуард Сергеевич, – авторитетно покивал бригадир и с сожалением прищелкнул языком. – Как же на камеру-то вор не попал, а?

– Не знаю.

– Видимо, знал, куда камеры бьют. Это точно кто-то из своих. Узнаю, выгоню к чертовой матери. Желающих тут работать полно.

Он еще минут десять трепался попусту, потом получил из рук Пышкина аванс за текущий месяц и пошел работать. Эдуард Сергеевич хотел было наведаться в местный отдел полиции, да передумал. Чести много! Дело у Звягинцева забрали и передали Усову, а его Пышкин не терпел категорически. Еще на деле о гибели Ирины сцепились. Усов тогда очень инициативным был, землю рыл и все пытался отыскать в ее аварии какой-то криминальный след. И не намекал, а открыто припоминал Пышкину все его прежние недоказанные грехи. Эдуард Сергеевич тогда от него отмахнулся, как от назойливой мухи, и даже назвал щенком, хотя Усову в ту пору было уже тридцать пять лет. Оскорбление дальше кабинета полиции не вышло, но злобу эти двое друг на друга затаили.

Разве теперь господин Пышкин снизойдет до визита к нему? Нет уж. Он подождет, когда майор Родионов до него доберется, а тот себя непременно проявит…

Пышкин вошел в кухню, открыл холодильник, бездумно поглазел и тут же его захлопнул. Есть он не станет, может, потом, ближе к вечеру, когда он вернется из Залесья. Аппетита не было третий день. Так всегда бывало, когда результат отсутствовал, а его не было. Разговор с бригадиром строителей ничего не прояснил. И старый дед, которого он в шутку приставил охранять объект, тоже ничего не знал.

– Годков бы сорок скинуть, Эдуард Сергеевич, я, может, про бабу ту что и разузнал. Охоч я до них был раньше. А сейчас они для меня все на одно лицо, что молодые, что старые, – с сожалением покачал головой старый сторож, когда Пышкин под великим секретом сообщил ему о некой незнакомке, наследившей на пожаре. – Но одно ясно: не местная это дамочка.

– С чего решил? – подозрительно щурился в его сторону Пышкин, просиживая зад на старой табуретке в кухне старика.

– Кто же из местных станет ночью на шпилях гулять! – Дед покрутил головой, приложив ко лбу ладонь козырьком, словно пытался разглядеть кого-то. – Ни одной такой не знаю. Всю местную молодежь по пальцам пересчитать, и они кто в кедах, кто в армейских ботинках гуляют, что парни, что девчата. Мода, говорят, у них такая ноне. Шпили-то никто и не носит. Так что из приезжих кто-то.

– А кто может быть из приезжих? Гости к кому, что ли, наведывались?

– Не слыхал. Не видал, – категорично заявил дед. – Они же все едут мимо стройки: на трассу выезжают и с трассы к нам сворачивают. Никого чужих не было неделю до пожара точно и потом тоже. Людей поспрашивал – никто не видал. Алкаши, которые к Толкачевым шастали, не в счет, но те пешим ходом к ним добирались. И на шпилях точно никто, скорее, в лаптях.

И дед, довольный шуткой, громко рассмеялся. Потом он пожаловался Пышкину на Родионова.

– До того противный мужик. Ну до того противный, – заныл дед.

– Чем же он противный? Вопросов много задавал?

Дед подумал минуту и недоуменно пожал плечами.

– Вроде и не говорил ничего лишнего, нет. Но… – Старый сторож почесал пятерней подбородок. – Но он, даже когда молчит, противный. Знаешь, как туман осенью. Серый такой, мутный, тронуть страшно.

Деду Пышкин верил. Тот людей чувствовал хорошо, и если не проникся он к Родионову уважением, значит…

Тот его напугал, хотя и не приставал особо, а все больше молчал со значением. Ну ничего, будет время познакомиться. Господин Родионов и до него доберется. Медлит, потому что опасается уйти следом за Звягинцевым в отпуск.

Пышкин хихикнул, похвалив собственную изобретательность, и начал собираться. Сегодня он поедет в Залесье с вполне определенной целью: пойдет по дворам. Не ко всем, конечно, заглянет, потому что не все его примут. Пообщается с теми, кто более благосклонен и до денег охоч. Поселок небольшой, многие давно разъехались. Понастроили на родительских местах новые дома, но постоянно никто не живет. Среди этих вот – временно посещающих родину – ему и надо искать загадочную незнакомку.

Гавриил Николаевич Устинов обескураженно смотрел на смятые простыни на больничной койке и не знал, радоваться ему или печалиться. Его пациентка исчезла.

– Я до внуков отлучилась, чтобы покормить их обедом, – виновато отчитывалась перед ним медсестра Татьяна Ивановна. – Прихожу, а тут пусто. Хорошо, я сестринскую на замок заперла, а то беда бы была. Там ведь лекарства у нас, Гавриил Николаевич. Исчезла, как ее и не было. Ни следа единого не оставила.

Устинов слушал и не слышал болтовню Татьяны Ивановны. Она вроде извинялась, а будто и рада была, что пациентка исчезла.

Странная. Из чужих ведь. Неизвестно, откуда пришла и куда ушла. Ну, ушла и ушла, Господь с ней.

Все это читалось в ее черных глазах, когда язык болтал извинения. Она не любила необъяснимого, его верная медицинская помощница – Татьяна Ивановна Краева. Объяснения писать и доносы не любила тоже, а ведь если полиция нагрянет, что-то да писать придется. А оно ей так некстати.

Это тоже он прочел в ее глазах, когда она умолкла и перекрестилась. И поспорить с ней очень сложно – она права. Все, что диктовал его долг, он выполнил, спас женщину. И, возможно, сумел бы помочь ей и в дальнейшем, если бы она не ушла. Это был ее выбор, и он должен, да, должен вздохнуть с облегчением. Но, как ни странно, Устинов облегчения не чувствовал. Какая-то странная досада, легкое разочарование – вот что гнездилось сейчас в его душе, пока он слушал Татьяну Ивановну и читал невысказанное в ее глазах.

Она вдруг умолкла и пристально уставилась на доктора, все еще стоявшего столбом в опустевшей больничной палате.

– Вы никак расстроились, доктор? – ахнула она и прикрыла кончиками пальцев рот.

– Да нет, чего мне расстраиваться. Ушла и ушла. Не привязывать же было ее к койке, – пробубнил он едва слышно.

Этим должна была заниматься полиция, которой он ничего не сообщил. Не привязывать, нет! Полиция должна была ее допросить и составить протокол, если того требовали обстоятельства. А они требовали! Три ножевых ранения. Женщина могла сколько угодно врать про несчастный случай, но он-то знал, что кто-то ее ранил, и если бы не вовремя оказанная медицинская помощь, она бы запросто истекла кровью к утру и умерла.

– Молитесь, доктор, что вышло так, а не иначе, – вдруг повысила голос Татьяна Ивановна и бочком-бочком двинулась к выходу.

– Не понял? – вытаращился Устинов. – Чего это мне молиться?

– Потому что не все так просто с этой дамочкой, – стоя к нему спиной в дверном проеме, проговорила Татьяна Ивановна.

– В смысле?

Он знал, что она права, но хотел услышать доводы, сказанные вслух, а не посланные взглядами.