Зодчий. Жизнь Николая Гумилева - Валерий Шубинский

Надо признать, что в сравнении с четверостишием про прекрасную Ниагару это — явный шаг назад. В стилистическом отношении эти стихи больше всего напоминают Надсона — но без его истерической энергичности. Надсон был предан символистами анафеме, и много десятилетий его стихи служили образцом дурной, бездарной поэзии. Но не случайно основателями русского символизма были ближайшие друзья кронштадтского подпоручика — Минский и Мережковский. Для тысяч барышень обоего пола Надсон был гением и мучеником. Для «новых поэтов» — неудачным старшим братом, о котором не принято упоминать вслух. И все-таки в стихах молодых авторов его интонации — на первых порах — невольно всплывали, разоблачая генеалогическую тайну. Так зародыш непременно должен пройти стадии рыбки и головастика, прежде чем стать млекопитающим.

Так называемое «содержание» можно было бы счесть таким же трафаретным, если бы не свидетельство А. С. Сверчковой, что Коля, «живя в Березках, стал вести себя совершенно непонятно: пропадал по суткам, потом оказывалось, что он вырыл себе пещеру на берегу реки и проводил там время в посте и в раздумьях. Он даже пробовал совершать чудеса!».

Стихи из альбома, подаренного Машеньке Маркс, ничуть не лучше, но уже свидетельствуют о чтении юным автором русских символистов — особенно Бальмонта. Его лучшие книги — «В безбрежности», «Тишина», «Горящие здания», «Только любовь», «Будем как Солнце», — вышедшие между 1895 и 1903 годами, покорили воображение множества юношей. Из всех даров, которые предлагала новая поэзия, они приняли самый доступный — поверхностную звучность и музыкальность стиха. Вот как отозвался Бальмонт у Гумилева:

В 1903 году, видимо уже в Царском Селе, Гумилев делает дарственную надпись на книге Бальмонта «Будем как Солнце»[23]. Эта прежде не публиковавшаяся надпись стоит того, чтобы быть приведенной полностью:

Марианна Дмитриевна — это Марианна Дмитриевна Полякова, адресат цикла «Дева солнца» из книги «Романтические цветы».

Позже, в 1908 году, уже почти сложившимся поэтом, Гумилев так скажет о стихах Бальмонта лучшего периода: в них «уже таятся зачатки позднейшего разложения — растления девственного русского слова во имя его богатства. Есть что-то махровое в певучести и образности этих стихов, но они еще стыдливы, как девушка в миг своего падения». Еще позже, в 1916 году, Гумилев говорил О. А. Мочаловой: «У Бальмонта есть такие прекрасные стихи, пришедшие из таких свежих глубин, что все простится ему». Но, чтобы по-настоящему почувствовать силу и слабость этой поэзии, необходимо было пройти через период любви к ней — и подражания ей.

В какой-то момент при сквозном чтении первого тома собрания сочинений Гумилева настораживаешься. Вдруг — после десятка бесформенных юношеских опусов — чувствуешь: в очередном стихотворении некоторые строки начинают по-настоящему петь, слова, рифмы, образы уже не производят впечатления беспомощности и неуместности. Это еще не хорошие стихи, но уже стихи, нечто обещающие. Заглянув в примечания, понимаешь, что интуиция тебя не обманула. Как раз на этом месте заканчивается тетрадь Машеньки Маркс и начинается первая книга Гумилева — «Путь конквистадоров».

Именно в Тифлисе Гумилев почувствовал себя поэтом. Именно здесь, по собственному признанию, родилось его второе «я», тот, кто

Но стать поэтом ему еще предстояло.

Двадцать первого мая 1903 года Гумилев окончил шестой класс Тифлисской гимназии и получил отпускной билет в Рязанскую губернию до 1 сентября. Но обратно в Тифлис семья, видимо, уже не собиралась. Туберкулез у Дмитрия прошел; пришла пора возвращаться на север.

В середине лета Гумилев с матерью и А. С. Сверчковой (которая после десяти лет самостоятельной жизни как раз в это время воссоединилась с семьей отца) покидает Березки и уезжает в Царское Село. Как считается, это связано было с его (упомянутыми в предыдущей главе) пропагандистскими попытками. Степан Яковлевич и Дмитрий еще некоторое время оставались в Березках. Дмитрий Гумилев, окончивший гимназию, избрал военную карьеру[24], а Николай должен был еще два года проучиться в Царскосельской гимназии.

Гумилев-отец пишет прошение установленного образца и подписывает обязательства, содержащие и такой пункт: