Нина - Илья Владимирович Авраменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- С вишней? - сонно спросил Петька.
- Да с чем захочешь, с тем и напечем! Родненькие вы мои…
Нина поставила чемодан посреди комнаты, огляделась и подтащила его к печке. Она знала, что Петька будет спать здесь, а не в мягкой кровати. Кровать - это городское баловство, а здесь, в деревне, он имел право занимать все темное и теплое, пахучее пространство на русской печи. И этим правом он моментально воспользовался. Забрался наверх, повозился немного и уже через минуту засопел, заснув под своим любимым лоскутным одеялом.
Пока мама собирала завтрак, Нина сидела над раскрытым чемоданом, перебирая и прикладывая к лицу детские рубашки и носочки. Ей хотелось запомнить и унести с собой этот запах…
- Мама, здесь все его вещи. Разберешься сама. Вот деньги.
Мама перекрестилась, увидев толстые пачки, которые Нина выложила перед ней.
- Батюшки… дочка! Куда же мне столько?
- Я уезжаю. Петя должен жить у тебя. Я хочу, чтобы вам хватило.
- Да нам куда столько! Много ли нам надо! Здесь же не Москва, все свое.
- Я уезжаю надолго. Может быть, на год. Или даже на несколько лет.
Нина села на лавку, усадила мать рядом и, продолжая держать ее за руки, повторила:
- Надолго, мама. Ты же понимаешь, мне сейчас надо уехать.
Мать согласно кивнула.
- Да, я понимаю. Ты не беспокойся, Петеньке тут хорошо будет. А остаться не можешь? Отдохнула бы на молочке, на огурчиках, на картошечке своей, а?
Нина прижала к щеке морщинистую мамину руку, поцеловала ее и решительно поднялась. Мама выбежала за ней на крыльцо, причитая вполголоса:
- Доченька, доченька моя родная! Ниночка! Не уезжай! Оставайся! Мы проживем! Плюнь ты на них, оставь, они все злые, их Бог накажет! А мы проживем! Останься здесь! Тебя здесь все любят, все хорошим словом поминают!
- Я не могу. Я должна… понимаешь? Я Саше должна.
Мать, качая головой, удерживала Нину.
- Ниночка… не уезжай… Господь все видит! У тебя же сынок, а если со мной что… Ну хотя бы завтра… хотя бы завтра уедешь!
- Завтра будет поздно, мама. Мне пора. Береги себя.
Она сбежала к машине и уехала, не оглядываясь.
Проезжая мимо церкви, Нина вспомнила мамины слова. Господь все видит. Бог их накажет.
Она почувствовала смутную тревогу. На какой-то миг Нина усомнилась. Имеет ли она право сделать то, что задумала? Вспомнились ей и слова материнской молитвы. В детстве каждое утро Нина сквозь сон слышала, как мама читает "…и оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим…", но сейчас она особенно остро поняла смысл этих слов: Бог простит наши прегрешения, если мы простим согрешивших против нас.
Но Нина не могла простить.
Когда-то мама пыталась приучить ее к молитве. Но пионерка и комсомолка Нина Силакова не хотела присоединяться к тем старушкам в черных платочках, что по воскресеньям брели изо всех окрестных сел к их Знаменской церкви. Мама не сердилась. Посмеиваясь, она говорила, что ей придется молиться, как многостаночнице, вместо всех своих родственников, крещеных, но маловерных. "Помолись, мама, помолись за меня, - думала Нина, глядя, как в зеркале поблескивает крест над зеленым куполом. - И верь, что Бог накажет всех наших врагов. Он накажет, но это будет нескоро. А я не могу ждать".
Глава 11
Ранним утром Нина приехала на рынок. Она была уверена, что здесь можно купить все. Вопрос цены. А за ценой она не постоит.
Нина долго бродила между рядами, вглядываясь в лица продавцов, грузчиков и охранников. Наверное, через час таких блужданий ее кто-то остановил, прикоснувшись к руке.
- Кого ищешь? - спросил узкоглазый парень.
- Продавца.
- Какого продавца? Что тебе нужно?
- Пистолет.
Узкоглазый оценивающе оглядел Нину.
- Здесь базар. Оружейный магазин знаешь? Вот туда иди. Там пистолет, там карабин, там такой товар есть. А здесь базар. Здесь помидоры, зелень-мелень, банан. Понимаешь?
- Понимаю. Мне нужен пистолет.
Парень поцокал языком:
- Интересный человек, честное слово. Русский язык понимаешь? Пистолет-шмистолет покупать - это срок покупать. За незаконное ношение знаешь, что бывает?
- Знаю. Нужен пистолет. За любые деньги.
Узкоглазый оглянулся и показал на закрытый ларек у забора:
- Иди туда и стой там. К тебе подойдут.
Нина послушно встала у ларька, и стояла там, не замечая, как проходит время. Взгляды мужчин изредка останавливались на ней, но сегодня ни один из них не позволил себе даже приблизиться. "Совсем страшная стала, наверно", подумала она о себе, как о ком-то постороннем.
Усатый мужичок в телогрейке и замызганном белом фартуке подошел к ларьку, заглянул внутрь через пыльное стекло и, не поворачиваясь к Нине, спросил:
- Деньги при себе?
- Да.
- Товар для себя берешь?
Не задумываясь, Нина ответила:
- Послали меня за товаром.
- Кто?
- Ты еще паспорт у меня спроси, - равнодушно ответила она.
Ее ответ вполне устроил мужичка, и он кивнул в сторону:
- Иди в мясной ряд. Я за тобой.
Пройдя между прилавков, Нина заметила у холодильной камеры уже знакомого ей узкоглазого парня. Тот отодвинул тяжелую дверь, подмигнул Нине и отошел к прилавку.
Нина вошла в темное помещение, и у нее чуть ноги не подкосились от тяжелого запаха крови.
Мужичок в телогрейке зашел следом, и дверь за ними задвинулась.
В темноте вспыхнул фонарик, осветив коровью тушу, лежащую на низком столе.
- Какой тебе ствол нужен?
- Чтобы выстрелил.
Мужичок исчез в темноте, оставив Нину наедине с отрубленной коровьей головой. Прошло еще минут десять, прежде чем он вернулся и показал два пистолета:
- Смотри. Вот тебе "макар", а вот тебе израильский. Какой хочешь?
- Какой надежней.
- Жидовский, конечно, понадежнее… и по целкости тоже лучше. Но он дорогой. А наш, значит, подешевше. Но жидовский не подведет.
Нина долго переводила взгляд с одного пистолета на другой, не решаясь выбрать. Они казались ей абсолютно одинаковыми. Она ткнула пальцем наугад.
- Сколько этот стоит?
- Ну, я ж говорю, израильский подороже. Ты сколько патронов-то возьмешь?
- Одну обойму.
Мужик ловко вогнал в рукоятку пистолета продолговатый пенальчик с блеснувшими желтыми гильзами и протянул пистолет Нине, держа его за ствол.
- Ну, тогда, значит, с одним магазином это будет… Короче, тышшу мне