Боги и люди - Эдвард Радзинский

И он увидел императрицу совсем молодой великой княгиней на том балу.

– Тогда все ночи танцевали, – усмехнулся старик, – Елизавета села на трон после переворота. Был он ночью устроен. И теперь по ночам боялась спать. И Петербург танцевал, танцевал до утра. Бал… бал…

Они стояли в дворцовом зале – Григорий и Алексей, два красавца – высоченные, в блестящих гвардейских мундирах.

– Ох и хороша великая княгиня. Ей-ей, хороша! – шептал Григорий.

Екатерина, танцуя, вдруг обернулась.

– Отметила! – зашептал Григорий и совсем приник к уху брата: – Загадал, коли сейчас еще обернется. Ну, обернись, душа ты моя!

И опять, танцуя, Екатерина мельком взглянула на братьев. И улыбнулась.

– Моя будет, – прошептал Григорий.

– Да ты в своем уме? – лукаво взглянул на брата Алексей. И восхищенно добавил: – Ох, Гришка! Ну враг! Сущий враг!

Торжественно раскрылись парадные двери. Вошла высокая, полная, немолодая дама в роскошном платье.

– Императрица. Елизавета Петровна, – неслось по зале.

– Модница была, не нашивала одно платье два раза. После смерти остались в ее гардеробе пятнадцать тысяч платьев, – шептал старик

За императрицей следовал тоже высокий, тоже дородный и тоже немолодой господин: граф Алексей Григорьевич Разумовский – фаворит и, как утверждала молва, тайный муж Елизаветы.

– Вот он, ночной император, – шептал Григорий Орлов брату. – А ведь простым певчим был, грамоты не знал. В хоре его увидела да и влюбилась без памяти. Попал в случай.

За Алексеем Разумовским важно вышагивал господин помоложе, столь же высокий и величественный – граф Кирилла Григорьевич Разумовский, родной брат Алексея, гетман Малороссии.

– А ведь недавно этот гетман свиней пас, – шептал Григорий. – Сам мне рассказывал: когда Алексей фаворитом стал, послал за ним офицера. А Кирилла решил, что его в солдаты хотят упечь. со страху на дерево залез и три дня там просидел. С голодухи только слез. А теперь – вон они! Что случай делает! – И добавил лукаво: – А ведь они тоже братья и на нас с тобой похожие – такие же здоровенные. Только мы красивее да умнее.

И опять Екатерина, танцуя, взглянула на братьев.

Потом старик увидел Москву, зиму… Бежали сани. В санях они: Григорий и Алексей – молодые, в распахнутых шубах. Проезжали мимо белых колонн дворца на Покровке.

– Тпру! – закричал Григорий.

И остановились сани.

Вот он дворец графа Алексея Григорьевича Разумовского. В переулке на холме за дворцом виднелась церковь.

– Церковь Воскресения в Барашах, – усмехался Григорий. – Здесь он тайно повенчался с императрицей. А может, и нас с Катериной когда-нибудь повенчают, да не тайно!

Алексей уставился на брата.

– Моя она, – усмехнулся Григорий, – любит меня без памяти, все сделает, как я скажу.

– Ох, Гришка, – любуясь братом, сказал Алексей. – Ей-ей, сущий враг!

Екатерина, прекрасная, молодая, танцует с Григорием. И открытое безумное женское счастье на ее лице.

Умирающий старик глядел на императрицу на потолке и шептал беззвучными губами:

– Ах, эти гордые твои фавориты, они всегда думали, что они выбрали тебя, а это ты их выбирала. Счастливая, ты всегда любила тех, кто был тебе нужен. Нас было пятеро братьев. удальцы-кутилы, любимцы гвардии. И ты взяла Григория и взяла тем нас всех, и всю гвардию. Ты знала: скоро, скоро умрет Елизавета. И тогда муженек, тебя ненавидевший, упечет тебя в монастырь да и женится на полюбовнице. И ты готовилась. Екатерина Великая… Екатерина Предусмотрительная.

Граф застонал. Изотов и Анна перевернули его на другой бок. Теперь он видел гроб. В гробу лежала императрица Елизавета. Молодая Екатерина стояла на коленях у гроба, и слезы лились по ее лицу.

– Ты всегда умела плакать, когда хотела, – шептал старик императрице на потолке.

Гвардейцы стеной окружали гроб.

– Ишь как убивается, – сказал Иван Орлов.

– А император, муженек ее, в это время бражничает со своими немцами да с полюбовницей горбатой, – усмехался Григорий Орлов в другом конце зала.

– Опять немцы сядут нам на голову, – вздыхал Владимир Орлов, окруженный гвардейцами.

– А ведь матушку Елизавету Петровну отцы наши на трон посадили, – тихо начал Алексей и умолк.

– Дело говорит, – зашептали в зале.

Старик вспоминал. Точнее, это не были воспоминания. Просто когда боль отпускала, он уходил в ту жизнь. И жалкое, беспомощное тело, лежавшее на огромной кровати под балдахином, было не его тело… Его тело жило в той жизни – великолепная, мощная плоть…

– Скоро, скоро оно на бойню пойдет, – беззвучно смеялся старик.

Бал в разгаре – первый бал после траура по умершей императрице. Неряшливый, дрожащий старик в старом серебряном камзоле стоял у колонны.

– Лесток, лейб-медик умершей императрицы, – шептал Иван Орлов Григорию и Алексею, – его только что вернули из ссылки. Двадцать лет пух там от голода. А ведь это он когда-то Елизавету на трон сажал. Попомните, братья, как она его отблагодарила.

И еще один старик – в мундире с золотым шитьем, в орденах и лентах – вошел в сверкающую залу.

– Фельдмаршал Миних, – шептал Иван, – и его из Сибири вернули. Двадцать лет подряд господин фельдмаршал, полуголодный, картошку там себе на пропитание сажал. А ведь какую власть имел. Вот до чего тщеславие доводит.

– Ничего, они вернулись, – захохотал Алексей. – По мне, или все – или плаха.

– О плахе для нас, видать, уже заботятся, – усмехнулся Иван. И кивнул на молодого гвардейца, танцевавшего менуэт. Танцуя, гвардеец нет-нет да и посматривал на братьев. – Адъютант императора Перфильев. Говорят, его к нам приставили, – шептал Иван.

– Ба! Да он же игрок! Уж я-то знаю, как задобрить подобных господ! – смеялся Григорий. – Теперь каждую ночь стану проигрывать ему в карты. И он будет доволен, и император спокоен: ночью мы картами заняты. Ведь по ночам у нас перевороты делаются!.. Но торопитесь, братья, иначе разорюсь!

– Ты прав. – время выступать! – сказал Алексей. – Откроют заговор – только наши головы полетят. Катька Дашкова – сестра родная полюбовницы государя, ее, конечно, помилуют. Никита Панин каждый день иное говорит, один Бог ведает – с нами он иль нет. Кириллу Разумовского его брат Алексей с плахи за уши вытянет. Сама Екатерина вообще будет ни при чем. Только наши головушки.

– Ага, – засмеялся Григорий. – Если мою первой отсекут.

– Ага, – захохотал Алексей. – Уж я, как дед, пну твою дурацкую голову!

В гвардейских казармах шла большая игра. Играли – Перфильев, Григорий Орлов, офицеры-измайловцы, когда вошел Алексей Орлов. Поманил брата. Весело поманил, будто собираясь поведать о чем-то забавном.