Темное искушение - Даниэль Лори

колебаться. Но потом он провел большим пальцем по шраму на нижней губе и отвернулся.

Я выдохнула, задержав дыхание, и на моих губах появилась улыбка.

Он даже не смотрел в мою сторону, но должно быть, почувствовал мой триумф, потому что сказал с сухим юмором:

— Не так выигрышно, хотя милостиво.

Веселье вновь наполнило мой желудок, но внезапно, с движением автомобиля, приступ головокружения ударил меня.

Он, конечно, заметил.

— Когда ты ела в последний раз?

Я пожевала губу.

— Этим утром.

Его глаза вспыхнули неодобрением, вероятно, потому, что это была еда, которую я съела только наполовину в его кабинете.

— Ты часто моришь себя голодом?

Я нахмурилась.

— Нет. Я просто иногда забываю.

— Чего ты хочешь?

Ничего, на самом деле. Но одна вещь пришла мне в голову.

— Картошку фри.

Он улыбнулся.

— Такая американская девушка.

Через пять минут я уже держала в руке горячую картошку фри. Я с удовольствием съела соленые кусочки рая. Он смотрел, как я ем, уделяя мне больше внимания, чем опере, которую мы только что посмотрели, и это заставило мое сердце запылать огнем в груди.

Я предложила ему одну, и это его разозлило.

— Перестань раздавать вещи, которые я тебе покупаю.

Чтобы скрыть легкую улыбку, я откусила кусочек картошки пополам.

Его взгляд упал на мои губы, и тепло разлилось по телу, когда я слизнула соль с губ. Когда Ронан отвел взгляд, зрачки его глаз были уныло-черными.

Остаток короткой поездки мы провели в молчании. Его рука лежала на его бедре, и я никогда в жизни так остро не ощущала мужских рук. Бьюсь об заклад, они бы прикоснулись к женщине с уверенностью… возможно, даже с небольшой грубостью. При этой мысли бедро, видневшееся сквозь разрез моего платья, завибрировало от сверхчувствительности. Мурашки пробежали по телу, когда моя нога коснулась его, и прищуренный взгляд Ронана заметил контакт, татуированный палец постукивал по его ноге.

Банка из-под содовой в машине хлопнула и зашипела.

Мое тело стало горячим, когда я представила, как его рука скользит по обнаженной коже под платьем. Сама мысль об этом подействовала на меня как наркотик, горячая и беспокойная энергия разлилась в моей крови.

Хотя я знала, что он не прикоснется ко мне. Не к наивной и невинной меня. Я знала, что если хочу, чтобы он увидел меня другой, серьёзной, мне придется взять дело в свои руки. Я должна быть прямолинейной, как Лиза.

Зная, что в кармане у него лежит записка от нее, предлагающая, скорее всего, какое-то сексуальное времяпрепровождение, и тот факт, что он мог оставить меня в машине, чтобы встретиться с ней, я почувствовала странную… ревность. Неприятный узел скрутился и повернулся внутри меня, и этот намек на зеленый огонь придал мне храбрости.

Ну что ж, прохладный прилив храбрости.

Когда он проводил меня до моего номера, нервы танцевали и сеяли хаос в животе. Мои руки были влажными, поэтому я вытерла их о платье.

— Ты никогда не говорил, чем занимаешься, — рассеянно сказала я, отвлекаясь, потому что эта теплая храбрость становилась все холоднее с каждым шагом ближе к моей двери.

Он что-то произнёс, стоя в шаге позади, но я не слышала ни слова. Мое сердце колотилось в горле, кровь прилила к поверхности кожи, и тогда я сделала это.

Я повернулась и поцеловала его на полуслове.

Это была слегка о-образно. Непрактично. Наши зубы звякнули.

Я отстранилась, чтобы увидеть его глаза, сверкающие сухим весельем, когда он вытер уголок рта большим пальцем. Но мне было слишком жарко, слишком горячо от небольшого соприкосновения наших губ, чтобы смущаться из-за того, что это полный провал.

— Kotyonok, — он вытянул это слово тихим предупреждающим голосом. — Ты хоть понимаешь, что делаешь?

Нет.

Нисколько.

Я отрицательно покачала головой.

Он наблюдал за мной.

— Ты обычно так целуешь своих кавалеров?

Значит, это было свидание?

Я снова покачала головой и сказала с придыханием:

— Ты первый.

Веселье в его глазах сменилось удовольствием. Жаром. Чем-то пропитанным интенсивностью и удовлетворением. Он шагнул вперед, прижал меня спиной к двери и положил руки на косяк над моей головой. Мой пульс отдавался далеким свистом в ушах, подавленный дрожью, которая прокатывалась по коже и близости его тела. Я не смогла найти достаточно воздуха, чтобы вдохнуть.

Его голос звучал тепло, задумчивый рокот так близко к моему рту, что я могла почувствовать его вкус.

— Я всегда любил быть первым.

Затем его губы коснулись моих, мягко, только шепотом. Как будто я была слишком юна, слишком невинна, чтобы справиться с чем-то еще.

При легчайшем прикосновении его рта к моему сердцу ярость жара накрыла меня с головой. Мне нужно больше.

Гораздо больше.

Я коснулась его лица, провела рукой по щеке, по волосам и крепче прижала его губы к своим. Ему это не понравилось, и он сказал мне об этом, прикусив нижнюю губу. Скрежет его зубов вызвал у меня в горле отчаянный стон. Я думала, что он отступит, конфликт и мое тяжелое дыхание встанут между нами, но он нежно коснулся моих губ, сначала верхней, а потом нижней.

Каждый сантиметр меня вибрировал под поверхностью, гудел и воспламенялся всякий раз, когда мое тело касалось его. Я повернула бедра и выгнулась ближе к нему, ощущая невероятный жар за пределами его дорогого черного костюма, а затем облизала внутреннюю часть его губ. Словно рефлекторно, он пососал мой язык. Жар, крошечные уколы жара, пожирали меня изнутри.

Он отстранился, грубо говоря:

— Ty dazhe na vkus sladkaya.[38]

Я понятия не имела, что это значит, но спрашивать не стала. Я просто хотела, чтобы его губы снова прижались к моим. Я поддалась желанию провести языком по шраму на его нижней губе.

Лизание пропитало воздух, как какой-то грязный плотский грех.

С мрачным взглядом он сократил небольшое расстояние, и я потерялась. Любая сдержанность в нем таяла с каждым давлением и погружением, с каждым прикосновением наших губ. Каждый поцелуй был жестче и влажнее, чем прежде. Пламя обожгло меня, когда я провела своими ногтями вниз по его спине. Он издал низкий горловой рык, и медленное скольжение его рта стало грубым.

Ронан подошел ближе, прижимая свой стояк к моей нижней части живота. Когда его губы приблизились к моему горлу, моя голова со стоном опёрлась на дверь. Его руки по-прежнему лежали на раме надо мной. Горячий и влажный, он оставлял дорожку вниз по моей шее, которая пропитывалась искрами глубоко в сердцевине. Мое зрение затуманилось, тяжелое сердцебиение колотилось между ног. Я была огненным шаром,