Австро-Венгерская империя - Ярослав Шимов

В качестве заслона от турок на южных рубежах владений династии, в Хорватии и Воеводине (ныне северная Сербия), при Фердинанде I была создана так называемая Военная граница. Эти районы были выведены из-под юрисдикции хорватского сословного собрания (сабора) и переданы в ведение императорского военного совета. (Правда, окончательно статус Военной границы был определен значительно позднее — специальным рескриптом императорского правительства в 1630 г.) Из местных жителей, по большей части хорватов, но отчасти и сербов, бежавших от турецкого ига, были набраны особые полувоенные формирования — граничари (по-немецки Grenzer). Эти люди были освобождены от повинностей в обмен на пожизненную и наследственную военную службу императору (здесь можно провести определенную аналогию с русскими казаками на Дону, Кубани и Урале). Граничари сыграли выдающуюся роль как в многочисленных войнах Габсбургов с турками, так и во многих событиях в самой монархии (из них, в частности, в значительной степени состояла армия хорватского наместника-бана Елачича, воевавшего в 1848—1849 гг. на стороне императора против венгерского революционного правительства). Тем не менее надежно «закупорить» южные рубежи габсбургских владений они были не в состоянии, и в течение двух веков, шестнадцатого и семнадцатого, турки терзали Центральную и Юго-Восточную Европу. В результате были опустошены обширные области, а разрыв между западной и восточной частью христианской Европы стал очевидным. За исключением чешских земель, весь регион в. материальной сфере не мог сравниться с более развитыми западными странами. В культурной области разрыв, однако, был значительно меньшим.

Отношения между Фердинандом и Карлом V не были идиллическими. Еще в ранней юности Карл довольно бесцеремонно выгнал брата из Испании, боясь конкуренции с его стороны. Да и позднейшие шаги императора, в том числе передача Фердинанду полномочий имперского наместника и возведение его в ранг римско-германского короля, были продиктованы скорее политической необходимостью, чем братской любовью. В конце 40-х гг. Фердинанду пришлось отстаивать свои права в династическом споре — после того, как колеблющийся император вознамерился все-таки сделать своим преемником Филиппа. Тем не менее к концу правления Карла V Фердинанду удалось стать весьма влиятельной фигурой в Германии. Главным достоинством короля было то, что он понимал природу политики как «искусства возможного» и, в отличие от императора, никогда не увлекался несбыточной мечтой о всемирной монархии. За это, впрочем, его ждала двойная расплата.

Во-первых, Фердинанд был вынужден поделиться властью с курфюрстами, позволившими ему в 1558 г. стать обладателем императорской короны. После официального признания Фердинандом I коллективной ответственности его и имперских князей за состояние дел в империи надежды на создание в Германии централизованной монархии рухнули. Для габсбургского дома это означало, что среди правящих немецких династий он по-прежнему primus inter pares, но не более. Таким образом, внимание Габсбургов переключалось с дел имперских на состояние их многочисленных наследственных владений. В то же время о римско-германской империи Габсбурги никогда не забывали окончательно, и полностью отказаться от претензий на лидерство в немецких землях их заставили лишь прусские войска в войне 1866 г.

Во-вторых, сам Фердинанд I вошел в историю бледной тенью своего великолепного, хоть и неудачливого брата. Карл и побеждал, и проигрывал торжественно, с достоинством, по большей части — на поле битвы. Неброский, тихий Фердинанд воевать не любил, сражениям предпочитал переговоры, а борьбе на уничтожение — разумный компромисс. Именно поэтому ему и удалось сделать то, чего безуспешно добивался Карл V — на долгое время обеспечить религиозный мир и сохранить единство империи.

* * *

Жарким летом 1564 г. давно хворавший император Фердинанд скончался, и на престол «Священной Римской империи» вступил его старший сын Максимилиан II, ранее уже провозглашенный королем Венгрии и Чехии. Это был странный государь. Его религиозная терпимость, переходящая в равнодушие к предметам теологических и обрядовых разногласий между католиками и протестантами, представлялась людям XVI века чем-то из ряда вон выходящим.

Максимилиан утверждал, что он католик, но почти не появлялся на мессах. Среди его друзей было множество протестантов. Юность Максимилиана прошла в Австрии и Нидерландах и была весьма вольной: принц и его приятели охотно посещали турниры, где мерялись силой, часто устраивали пирушки, участвовали в карнавальных процессиях, а по ночам, скрывшись под масками, охотились на женщин и девушек. При этом Максимилиан не был легкомысленным: он знал множество языков, много читал, однако из прочитанного делал выводы, которые не могли не настораживать его отца и всю католическую партию. Ведь умозаключения эти сводились не только к неизбежности, но и к необходимости и благотворности религиозной и вообще духовной свободы. Опасения Фердинанда I были так сильны, что в письме сыну он предупреждал: «Верь мне, что если ты будешь и дальше вести себя так, как начал, то навсегда потеряешь свою душу, честь и репутацию...»

Женитьба Максимилиана на двоюродной сестре, дочери Карла V Марии, стала первым из серии брачных союзов, связавших австрийских и испанских Габсбургов. Брак по расчету неожиданно обернулся глубокой привязанностью, которую супруги сохранили до конца своих дней. Максимилиан явно «перебесился», и его семейная жизнь была весьма счастливой. Как и его отец, Максимилиан II имел множество детей, из которых выжили девять, в том числе шестеро сыновей. Интересно, что ни один из них не имел законнорожденных отпрысков, что и привело к пресечению старшей мужской линии Габсбургов — прямых потомков Фридриха III.

Некоторое время после свадьбы Максимилиан жил в Испании. Строгий и довольно унылый придворный церемониал, чопорность испанских вельмож, слишком жаркий климат — все выводило его из себя. К тому же отношения с Филиппом, братом его жены Марии, у австрийского принца не сложились, ибо замкнутый и надменный Филипп был олицетворением испанской гордости, да и чрезмерная набожность кузена не слишком импонировала Максимилиану. Враждебность к Испании вылилась у Максимилиана в подчеркнутую «немецкость» его поведения и усилила его симпатии к протестантам.

В конце 50-х гг. эти симпатии привели к открытому конфликту между Фердинандом I и его сыном. Император, побуждаемый фанатичным папой Павлом IV и Филиппом Испанским, требовал от Максимилиана торжественной клятвы верности католической церкви. С политической точки зрения Фердинанд был прав: курфюрсты никогда не избрали бы императором некатолика. Поколебавшись, принц сдался и помирился не только с отцом, но и с Филиппом, к которому несколько лет спустя даже отправил на воспитание двух своих сыновей — Рудольфа и Эрнста. Однако внутренне Максимилиан, несомненно, продолжал симпатизировать учению Лютера и поддерживал довольно тесные связи со многими протестантскими князьями. Это, в свою очередь, было политически верным шагом, поскольку давало королю, а затем императору возможность быть олицетворением религиозного компромисса и мира. Подобная роль импонировала Максимилиану II еще и потому, что соответствовала его настроениям. Свое политическое кредо этот монарх-гуманист выразил так: «Религиозные споры, — писал он, — можно разрешить не силою меча, а лишь Божьим словом, христианским милосердием и справедливостью».