Манипуляция общественным сознанием: теория и практика - Олег Борисович Иванов

Джонатан Свифт закончил свои дни в лечебнице для душевнобольных; русского шута Осипа Гвоздя собственноручно убил Иван Грозный; в отношении шутившего над раннесоветским бытом и пережитками мещанства писателя Михаила Зощенко в 1946 году было вынесено специальное постановление, надолго лишившее его творческой работы. Впрочем, сатира и до сих пор бывает смертельно опасной для своих авторов, и не всегда в репрессивной роли выступает власть – 7 января 2015 года исламские террористы убили 12 человек в редакции парижского юмористического журнала Charlie Hebdo. Радикальные исламисты сочли публикацию в журнале карикатур на пророка Мухаммеда преступлением, расплатой за которое может быть только смерть.

В позднем СССР писатели-юмористы выполняли роль своеобразных «народных социологов», в юмористической манере они описывали негативные и парадоксальные явления советской жизни. Мера и объекты дозволенного юмора свидетельствовали о «смягчении» или наоборот «усилении» режима.

Юмористическая традиция разговора о политике и власти существует не только в России, но и почти во всех странах мира. Социально-политические, сатирические мультсериалы вроде «Южного парка» или «Монти Пайтона», юмористические шоу и стендапы, включая российский КВН, в веселой и запоминающейся форме рассказывают о том, над какими политическими взглядами, деятелями и феноменами в настоящий момент уместно и даже модно смеяться.

Как уже неоднократно было отмечено, каждому человеку важно соответствовать принципам, правилам и отношением к жизни, принятому в его окружении и референтной группе. Чувство юмора в нашей культуре возведено в ранг важнейших человеческих качеств. Отсутствие чувства юмора, неумение понимать шутки и достойно отвечать на них воспринимается сугубо негативно, человек без чувства юмора считается не вполне интеллектуально полноценным. Это укоренившееся представление о необходимости все время шутить и смеяться, не воспринимать ничего всерьез чрезвычайно удобно манипуляторам, которые способны «замазать» под слоем шуток, мемов, анекдотов, пародий и др. серьезность не только любого явления человеческой жизни, но и трагедию. Вот как оценивает это явление российский писатель и политик Захар Прилепин в своей статье «Шапито атакует»: «Сегодня слишком много весёлого. Это признак нездоровья.

Обратите внимание, как работала украинская пропаганда все эти постмайданные годы. Не знаю, кто их научил, но они всё время пересмешничали, кривлялись, хохотали. Похабно пели. Строили рожи. Когда я вспоминаю представительниц их политологического сообщества, обитающих на нашем телевидении: я сразу вижу их улыбки. Они непрестанно улыбаются, во всё лицо, на любую новость, будь то пожар, бомбёжка или убийство. (…) Но смех в наши дни куда чаще признак слабости, а то и глупости – а никак не ума»30.

Можно соглашаться или не соглашаться с Прилепиным, но для манипулятора бесценна возможность вышучивания всего и вся, особенно расширяя пространство для своего юмора в сторону традиционных ценностей, того, условно говоря, «святого», что существует и в жизни каждого человека, и в памяти целых поколений. За счет юмора, сатиры, комедийного жанра в целом происходят и многие манипуляции, направленные на искажение исторической и культурной памяти.

3.7. Управление памятью

Манипуляция сознанием предполагает воздействие не только на мышление, эмоции и чувства человека, но и на все виды памяти – в частности, эмоциональную, оперативную, долговременную и кратковременную. Нет смысла подробно останавливаться на том, как именно работает каждый из этих видов, достаточно выделить те свойства и функции памяти, которые важны для манипуляции.

Существует диалектическая связь между процессами запоминания и убеждения. Причем запоминание сначала является пассивным, затем информация перерабатывается рассудком, и если она оказывается хоть в чем-то интересной, эмоционально окрашенной, убедительной, то она внедряется в память и начинает воздействовать на сознание. Исследователи отмечают, что для запоминания не так важен характер эмоциональной реакции (негативная/позитивная) и/или направленность интереса (значимый/незначимый; «грязный» – так называемое guilty pleasure31) – гораздо важнее, чтобы чувства и интерес появились в принципе. Известно, например, что теракты в европейских столицах – Лондоне (2005), Париже (2015), Брюсселе (2016) и др. вызвали гораздо более мощную реакцию публики, чем почти ежедневные взрывы в Багдаде или Кабуле. И причина здесь не в рутинизации насилия в этих странах или какой-то злонамеренности и делении «погибших по сортам», а в интересе к конкретным городам и эмоциональной памяти, связанной, например, с собственными поездками в европейские столицы, или даже мечтами в них побывать.

Информации или идее всегда проще укорениться в сознании человека, если она упакована в удобную для запоминания форму – реклама товара под ритмичную мелодию или на мотив шлягера; яркая метафора вроде «Ленин-гриб» и т.д. Ну а то, что уже существует у человека в памяти, «запомнено», всегда кажется ему более убедительным, даже если запоминание произошло чисто механически, просто от многократного повторения. Более того, даже самая абсурдная и противоречащая его собственному пониманию мира и конкретному знанию информация при многократном повторении сдвигает это знание и искажает картину мира. Человек как бы начинает задумываться: «ну не могут же столько людей столько раз повторять совсем уж неправду» и пытается рационализировать эту информацию, встроить ее в свою картину мира и примирить с ней. На этом механизме основана печально известная геббельсовская пропаганда: «Постоянное повторение является основным принципом всей пропаганды».

И тем не менее главной для манипуляции является именно эмоциональная память, ведь любая информация, неподкрепленная память чувств быстро стирается, вытесняется.

Впрочем, зачастую манипулятор вовсе не ставит своей задачей «запоминание на всю жизнь», скорее наоборот – манипуляторы пытаются рассчитывать разнообразные модели управления памятью: что-то должно оставаться в долговременной памяти, что-то только в краткосрочной, ну а какая-то информация используется исключительно как прикрытие, создающее общее правдоподобие внушаемой картины мира.

Огромное значение и для правдоподобия, в частности, и для других манипуляций имеет эффект узнавания, поскольку узнавание порождает ложное чувство знакомства, которое становится предпосылкой нужной манипулятору реакции на коммуникатора. Нам не нужно оценивать то, что скажет по телевизору, например, В.В. Жириновский, за последние 30 лет его манера и эпатажная позиция по любому вопросу известна, но сам эффект узнавания того или иного политика позволяет телезрителю чувствовать стабильность политической системы и в то же время ощущать себя как человека, разбирающегося в политике – новые люди «в телевизоре» такому зрителю просто не нужны: необходимость разбираться в их взглядах утомит его, и он переключит канал, чтобы вернуться к уже много лет знакомым лицам и позициям, или вообще будет смотреть футбол.

Польза узнавания известна давно: неслучайно абсолютно все политические силы перед выборами стремятся заполучить в первые места списков звезд кино, шоу-бизнеса и спорта. Причем артисты, играющие положительных героев или исполняющие патриотические песни, всегда предпочтительнее: мессидж их ролей – честность, неподкупность, готовность защищать слабых и бороться с несправедливостью, умение справляться с проблемами –