Последний эшелон - Алексей Беркут

К середине сентября альянс занял множество городов Венесуэлы, Колумбии и Эквадора, а также удерживал огромные плацдармы на территории Бразилии. Началось вторжение в Аргентину и Боливию.

Были полностью оккупированы Куба, Гватемала и Никарагуа. Повсюду шло жестокое подавление партизанских движений.

Мексика все еще пыталась сохранять нейтралитет.

Группировки кораблей 4 флота США бродили вдоль западного побережья в поисках уцелевших кораблей ВМС Бразилии и Аргентины.

Командование бригады также получило неоднозначный приказ, отступать, но методично. Ставилась задача максимально препятствовать наступлению врага, бороться за каждый населенный пункт, за каждый перекресток дорог, за каждую заправку, дорожный знак, поле, лесополосу.

Оборона страны не была разорвана в клочья, очередной блицкриг сорван. Теперь руководство требовало от армии выиграть время для тылов, чтобы успеть создать надежные рубежи обороны. Восстановить эшелоны, накопить силы для контрудара. Это вселяло надежду, после выступления нашего полковника, командира части перед солдатами, многие воспрянули духом.

В разговорах Егор начал слышать нотки надежды увидеть близких, у некоторых сослуживцев появился блеск в глазах, сменивший тусклость апатии.

Так оно вроде и было, но едва частям бригады и другим подразделениям удавалось создать линии обороны, наладить связь и более-менее сносное снабжение, как начиналась атака, все вокруг начинало гореть и взрываться. Егор ежедневно наблюдал, как то один, то другой из недавно прибывших резервистов срывался, паника накрывала бойца, и он падал, изрешеченный осколками или очередью беспилотников. А некоторые и вовсе получали пулю от одного из старших офицеров.

После одной, двух атак, массированных обстрелов, не выдержав натиска, начиналось отступление, даже скорее бегство. С тяжелыми боями бригада Полунина отступала все дальше и дальше к Байкалу, бросая остатки провизии, орудия. Все уже давно понимали, что отступление продолжится ни сегодня, так завтра, и что многие погибнут. Кто-то даже, ни разу не увидев врага вживую или коллиматорный прицел.

Многие в отделении Егора изначально были мобилизованные из запаса, кто-то был еще с момента учений. А когда началась война, сформированные наспех подразделения комплектовались без разбора, без психологических тестов, совместимости, уровня навыков. Технари и гуманитарии вперемешку, лишь бы успевать пополнить, лишь бы было кому отражать очередную атаку.

Но когда части армии дошли до Благовещенска, вдруг началось переформирование бригады и других подразделений. Начали комплектовать новые штатные единицы, взводы будущей, новой линии рубежа обороны. Команды для укрепрайонов новой линии обороны комплектовали уже тщательно, выбирали по нужным навыкам.

Уже в ходе последнего отступления и занятия рубежей обороны кто-то приходил новый, а кого-то отправляли в другие роты, взводы.

Прибыло в пути еще несколько человек. Кто-то занимал штатные свободные места, а кто-то заменял выбывших. Убитых. Облученных. Обмороженных. Убитых и оставшихся гнить где-то там, в окопах, в подбитых боевых машинах, вдоль чавкающих грязью дорог.

С одним из прибывших составов прибыл в отделение Магомед и Константин. Эти двое явно успели познакомиться во время переброски по железной дороге и не нашли общего языка. Напряжение чувствовалось в воздухе, сержант тоже это смекнул и определил их на разные фланги. Так этот большой дагестанец оказался справа от пулеметного гнезда Глеба и рядом с Егором, Вужданом и молчаливым Федором. Был он улыбчив, незлоблив и сразу стал своим среди бойцов.

Еще прибыл в отделение третий боец, новый помощник механика и стрелок Семен.

С Константином большинство бойцов также не смогли найти общий язык и как-то уже со второго дня сторонились его.

Семен же тоже, как и большой дагестанец, быстро влился в коллектив. Был он очень открытым, как говорят рубаха-парень, складывалось даже впечатление, что он не очень умен и не догадывается, что на войне, слишком расслабленно вел себя и непринужденно, но это было обманчивым впечатлением. Просто человек от природы попался такой, но едва слышался свист и первые разрывы снарядов, как он скрывался в змейке окопов, а буквально через мгновенье слышалась очередь его автомата.

Как потом узнал Полунин, был Семен сиротой. Женился перед самой войной. Ее родители живы и его любили. И вроде жить и жить, ах нет, война. Он иногда начинал жалеть о том, что не успел. Эмоционально рассказывать веселые истории из жизни и родинка на подбородке начинала быстро шевелиться, веселя слушателей. Больше всего он жалел, что так и не съездил с женой на Кубу. А Егор каждый раз говорил ему, чтобы не жалел и еще успеет. Ведь освобождать ее надо. В общем, слишком даже Семен был общительным и открытым для сироты.

Примерно таким же был и дагестанец.

Егор с Магомедом, как-то сразу нашли общий язык. И попав в общую ночную смену дежурства, часто беседовали.

Так было и в это туманное холодное утро второй декады октября. Снег под Аргунском еще не выпал и радиоактивный дождь не лил уже несколько дней. Погода вела себя странно, то становилось тепло, то ударял десятиградусный мороз. Менялась она, чуть ли не ежечасно.

– Егор, не засыпай. Лучше отожмись, сразу полегчает, – пробурчал дагестанец, аккуратно выглядывая из окопа, следя за обстановкой.

Полунин в очередной раз глубоко зевнул, скинул с себя теплоизолирующую накидку с нанопропитками. Затем медленно, нехотя, присел несколько раз, отжался, покрутил головой, разминая затекшую шею и сел на стопку цинков, рядом с дагестанцем.

– Мага, тебя когда призвали?

– В середине июля. Сначала мы окопы рыли для 58 армии, а затем нас начали перебрасывать по территории Казахстана сюда.

– А что там сейчас? Твоя семья где? – зевая, спросил Егор.

– Там тоже самое, что и здесь. Бои. Отступления. Я за своих не особо беспокоюсь. Еще тогда, как только началось, и жену, и детей, и братьев перевез в глухой район, в горы. Там даже телевизор не показывает. Там и дорог толком нет. И бомбить нет смысла, предприятий нет. Нет аэропортов и военных объектов. И эти гребаные убийцы, агрессоры туда не сунутся. Горцы им сразу головы отвернут. А если ты про Ростов, то он в самой зоне боев. Весь берег Черного моря сплошная зона боев и полуостров Крымский тоже. Мясорубка там. И под Ростовом тоже, и под Таганрогом, Харьковом, Донецком, Мариуполем, Краснодаром. Ты не думай сейчас об этом, Егор.

– А почему он не должен думать о родных? – спросил тихонько, подошедший Федор, – Я вот тоже ни минуты не могу перестать переживать. Что в Москве, в центре?

– Стоит Москва, вокруг руины и радиация. Армия держит оборону. Поставки продовольствия налажены с Поволжья, со всего Урала. В Татарстане, Удмуртии, Кировщине роют валы. Строят доты и городки для беженцев. Причем не только гражданские, но много из тюрем. Я знаю, что около восьмидесяти зон просто пушены в расход с рецидивистами, убийцами и прочими беспредельщиками, а состав прочих зон с мелкими статьями оформлен в штрафбаты. Слышал, что почти семьдесят тысяч человек расстреляли. Да, а что их кормить. Охранять надо. Некогда и некому охранять их и кормить. А оставлять так нельзя. Сами пойдут мародерничать и насиловать, а затем еще и на врага работать. А выпустить, считай волна мародерства и беспредел. Весь личный состав зачищенных зон убыл на западный фронт. Пищевые ресурсы отправлены беженцам, охрана все отправлена на западный рубеж охранять штрафников, принимать выживших, обустраивать новую линию фронта. Туда же отправлены почти шестьдесят тысяч первоходов по мелким статьям и поселенцев.