Супергрустная история настоящей любви - Гари Штейнгарт

— Корешки, — сказал он своим последователям, — дайте мне минутку? Мы к этому вернемся. Через пару секунд. — Все хором вздохнули. Гуськом протопали мимо меня, удивленные, раздраженные, озадаченные, и их эппэрэты уже считывали мои данные — вероятно, сообщали, сколь мало значу я, устаревший на тридцать девять лет.

Он взъерошил все волосы у меня на затылке, какие нашлись, и развернул к себе мою голову.

— Столько седины, — сказал он.

Я едва не отшатнулся. Что там сказала мне перед расставанием Юнис? Лен, ты старый. Но нет, я позволил ему тщательно меня осмотреть, а сам разглядывал резкий орлиный абрис его груди, мясистый нос калибра «Нетти Файн», равновесие, которое ему так нелегко сохранять. Его рука сжимала мне скальп, и пальцы были неожиданно холодны.

— Столько седины, — повторил он.

— Это все углеводы в п-пасте, — сказал я. — И факторы стресса итальянской жизни. Ты не поверишь, до чего трудно там жить на американскую зарплату. Доллар…

— Какой у тебя водородный показатель кислотности? — перебил меня Джоши.

— Ох, батюшки, — сказал я. Тени ветвей роскошного дуба подползли к оконному проему, и бритый кумпол Джоши обрел пару оленьих рогов. В этих комнатах окна изображали Скрижали Завета. Кабинет Джоши был на верхнем этаже, и на окне до сих пор виднелись английские и ивритские слова «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим»[30]. — Восемь и девять, — сказал я.

— Тебе нужна детоксикация, Лен.

За дверью стоял гомон. Настойчивые голоса распихивали друг друга, требовали его внимания, текущие дела ветвились и расползались, как бесконечные коридоры данных, заполонившие Манхэттен. На столе Джоши, гладком куске стекла — блестящая цифровая рамка, крутившая слайд-шоу его жизни: молодой Джоши в наряде магараджи на сцене — его недолговечный внебродвейский моноспектакль; счастливые буддисты в лаосском храме, отстроенном с нуля на его средства, на коленях заклинают камеру; Джоши в остроконечной соломенной шляпе неотразимо улыбается — его краткий период соевого фермерства.

— Буду пить по пятнадцать стаканов щелочной воды в день, — сказал я.

— Меня беспокоит твое мужское облысение.

Я засмеялся. Точнее говоря, произнес: «Ха-ха».

— Меня оно тоже беспокоит, Гризли.

— Я не про эстетический аспект. Твой ашкеназский тестостерон превращается в дигидротестостерон. Это смерть. Тебе светит рак простаты. Надо минимум восемьсот миллиграммов сереноа в день. Что с тобой, Резус? Ты, кажется, рыдать собрался.

Но я просто хотел, чтоб он еще немножко обо мне позаботился. Я хотел, чтоб он обращал внимание на мой дигидротестостерон и спасал меня от недружелюбных красавчиков из Салона Вечности. Джоши велел всем сотрудниках «Постжизненных услуг» вести дневники, дабы помнить, кем мы были, ибо каждую секунду наш мозг и синапсы перестраиваются и перестраивают связи между собой, возмутительно наплевав на наши личности, и каждый год, каждый месяц, каждый день мы превращаемся в других людей, совершенно неубедительные копии изначальных нас, обслюнявленных детишек в песочнице. Но я не таков. Я — факсимиле собственного раннего детства. По сей день ищу любящего отца, который подбросит меня в воздух, отряхнет песочек с моей задницы и произнесет спокойные и безобидные английские слова. Моих родителей вырастила Нетти Файн — отчего меня не может вырастить Джоши?

— Я, по-моему, влюбился, — пролепетал я.

— Рассказывай.

— Супермолодая. Суперздоровая. Азиатка. Ожидаемая продолжительность жизни — очень высокая.

— Ну, мое мнение о любви ты знаешь, — сказал Джоши. В гомоне за дверью упало нетерпение, но выросло мучительное подростковое страдание.

— Ты считаешь, не стоит мне крутить романы? — спросил я. — Потому что я могу прекратить.

— Да я шучу, Ленни, — сказал он, кулаком ткнув меня в плечо — больно, недооценил свою молодую силу. — Блин, расслабься уже чуток. Любовь полезна для водородного показателя, АКТГ, ЛПНП, вообще от любых болячек. Если это хорошая, позитивная любовь, без подозрений и конфликтов. И пускай эта здоровая азиатка нуждается в тебе так же, как ты нуждаешься во мне.

— Не бросай меня умирать, Джоши, — сказал я. — Мне нужна дехронификация. Почему моего имени нет на Табло?

— Грядут перемены, Макака, — сказал Джоши. — Если б ты в Риме каждый час проверял «КризисНет», как полагается, ты бы знал, о чем я говорю.

— Доллар? — нерешительно предположил я.

— Да забудь про доллар. Доллар — просто симптом. Эта страна ничего не зарабатывает. Наши активы выеденного яйца не стоят. Северная Европа вот-вот обособится от нашей экономики, и как только азиаты перекроют поток наличных, нам конец. И знаешь что? Для «Постжизненных услуг» это большое счастье! Страх Темных Времен абсолютно повышает наш рейтинг. Может, нас на корню выкупят китайцы или сингапурцы. Говард Шу немножко знает мандаринский. Может, и тебе стоит мандаринский поучить. Нихао[31]и прочая пурга.

— Прости, что я уехал в Рим так надолго и тебя подвел, — просипел я. — Я думал, может, лучше пойму родителей, если поживу в Европе. Подумаю о бессмертии в древнем городе. Книжек почитаю. Кой-чего запишу.

Джоши отвернулся. Так я видел его под другим углом — на яйцеобразном подбородке пробивалась сероватая щетина, тонкий намек на то, что не всё в нем можно реверсировать к бессмертию. Пока.

— Вот эти мысли, эти книги — как раз в них твоя проблема, Резус, — сказал он. — Хватит уже думать, пора продавать. Вот поэтому молодые вундеркинды из Салона Вечности хотят засунуть тебе в жопу углеводное печенье. Да, я услышал. У меня новая бета-перепонка в ухе. И как можно их упрекать, Ленни? Ты напоминаешь им о смерти. Ты напоминаешь им об иной, прежней версии нашего биологического вида. Ты только не злись. Не забывай, я начинал с того же самого. Сцена. Гуманитарщина. Все это — Заблуждения Чистого Бытия. ЗЧБ. Потом у нас будет куча времени — успеется и подумать, и записать, и поиграть. А сейчас надо продавать, чтобы выжить.

Воды вздымались. Пора платить по счетам. Я недостоин, я всегда недостоин.

— Я такой эгоист, Гризли. Я бы рад был найти побольше ПИИ в Европе. Господи боже. У меня хотя бы работа еще есть?

— Давай-ка для начала ты тут адаптируешься, — сказал Джоши и направился к двери, по пути слегка коснувшись моего плеча. — Сразу выделить тебе стол я не могу, но могу перевести в Набор, в Приемную. — Понижение, но ничего, жить можно, если зарплату не сократят. — Надо тебе завести новый эппэрэт, — прибавил он. — Подучиться навигации в потоках данных. Быстрее ранжировать людей.

Я вспомнил Пункт № 2: оживить отцовско-сыновние отношения как реакцию на политическую обстановку. Рассказать о том, что случилось в самолете; пробудить еврейские чувства ужаса и негодования пред лицом несправедливости.