Конклав ночи. Охотник - Александр Сивинских

– Ты храбрый парень, Родя. Я всегда это знал. Годится, заметано.

– Ну и третье. Немножко наличных. Из конторы по устранению чрезвычайных ситуаций меня полчаса назад уволили, а жить на что-то нужно.

– Сумма?

– Договоримся.

Дьявольщина, до чего ж прилипчивое словечко!

– Когда и где встречаемся?

– Завтра в полдень. На Тещином болоте. Возьмите джип, дорога дрянная, настоящая канава. Доедете до ее конца, там уже будет стоять моя машина. Слева увидите тропку, ведет в кусты. Пешком движетесь по ней метров пятьсот. Там будет еще один отворот налево, я помечу красной тряпочкой. По нему – метров двести ходу. Выйдете на полянку. Там и стану ждать. Сходить с тропинки не советую, можете ухнуть в грязь по маковку.

– Понято, – сказал Рыков, ничуть не удивленный странным местом встречи. – Увидимся.

* * *

Эту ночь я решил тоже провести вне дома. Душа пребывала в беспокойстве, инстинкт самосохранения вопил благим матом, требуя непременно куда-нибудь укрыться. В надежное место, где меня ни за что не сообразят искать. Где даже не учуют.

«Где умный человек прячет опавший лист? – спрашивал Честертон и сам себе отвечал: – В лесу».

«Или в куче листвы, – добавил бы я, – которую навалили дворники». Тем более, в лесу я уже был.

Игнатьев (жил он прямо в котельной, там была смежная комнатка) встретил меня удивленным восклицанием:

– Уже наигрался Кодексом? Решил вернуть?

– Не совсем, – сказал я. – Надобно где-то ночку перекантоваться. Пустишь к себе, Родион Кириллович?

Он скривился. Пускать меня ему жутко не хотелось.

– А что за нужда?

– Опасаюсь, за книжечкой кто-нибудь придет. Помешает сладко почивать.

– Говорил я, что ты дурачок… – пробурчал Игнатьев. – Сколько ночей собрался квартировать?

– Одну.

– Плата знаешь какая?

– Догадываюсь, – сказал я и вытащил из рюкзачка фляжку. Фляжка была увесистая и теплая. На бойне я побывал каких-нибудь полчаса назад.

– Нет, тезка, скотскую кровушку ты сам хлебай. Мне б чего-нибудь послаще.

– Своей, что ли, наточить? – Я хохотнул.

– А ты брось ржать, жеребец.

– Не понял! – рыкнул я с угрозой. – Что за вурдалачьи шуточки?

– Все ты понял, Родя, – сказал Игнатьев строго. – Или сливаешь двести миллилитров жидкости, или возвращаешь мою вещь. Так вот, если хочешь одновременно рыбку съесть и на елку влезть, не оцарапав попы, будь готов выступить донором. Инструментами обеспечу, стерильными и качественными. Иначе – катись колбаской. К бабам своим, авось приютят.

– Ну ты и упырь, – сказал я.

Игнатьев криво усмехнулся и открыл настенный шкафчик. Запаянных в целлофан систем для взятия донорской крови там была целая стопка. Как он их собирался использовать, любопытно знать? Если, не дай бог, выяснится, что для принятия кровушки у школьников, убью старого мерзавца собственными руками. Но позже.

Он достал из шкафчика пакет с системой, а еще красный медицинский жгут, бросил на стол.

– Управишься один или нужно помочь? Честно говоря, я бы предпочел, чтоб ты обошелся самостоятельно. Вид текущей жидкости меня чертовски нервирует. Про запах и не говорю. Запросто могу сорваться с нарезки. Не хочется, чтоб это произошло в твоем присутствии. Больно уж у тебя ружье страшное.

– Обойдусь без ассистентов, – сказал я. Потом разорвал пакет и вынул содержимое.

Мне вдруг показалось, что игла – с водосточную трубу диаметром, а трубочки – с пожарный рукав. Детская боязнь шприцев. Я усмехнулся, дождался, пока Игнатьев выйдет, закрыл дверь на крючок и перетянул руку жгутом…

Если правильно воткнуть иглу и хорошо работать кулаком, двести миллилитров крови можно нагнать очень быстро. Когда мешок, входящий в систему, наполнился, я живо распустил жгут, вытащил иголку, приложил к ранке смоченную в спирте ватку. Снял «Моссберг» с предохранителя. Только после этого откинул крючок.

Игнатьев сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и ритмично сглатывал. Трясло его, как от лютого холода.

– Иди, жри, паразит, – бросил я с отвращением и посторонился.

Вместо того чтобы встать на ноги, он опустился на четвереньки и хромающей иноходью устремился в комнату. В момент, когда он пробегал мимо меня, возникло острое желание выпустить пулю ему в башку. Я ударил изо всей силы кулаком по стене.

Посасывал он мое угощение минут пятнадцать. Звуки при этом издавал – хоть уши затыкай. Думаю, даже похотливый старец, получивший в полное распоряжение несовершеннолетнюю девственницу, причмокивал и отдыхивался вдвое реже. Чтобы не превратить трапезу в казнь, мне пришлось, в конце концов, удрать из кочегарки на школьный двор. Там и ждал.

Насытившись, Игнатьев изменился до такой степени, что плохо знакомый с ним человек мог бы пройти мимо, не узнав. Сторож в буквальном смысле слова помолодел лет на двадцать. Морщины разгладились, глазки засверкали, даже горбик как будто исчез. Этакий мужичок-бодрячок, гроза сорокалетних вдовушек. Он вышел из котельной пружинистым шагом, потянулся и воодушевленно сообщил:

– Тезка, ты настоящий друг.

– Ага, сейчас, – сказал я с досадой. – Друг, товарищ и еда.

– Кончай злиться, Родя. Небольшое кровопускание даже полезно для организма, ты же знаешь.

– Полезно. Особенно для твоего. Слушай, Кирилыч, зачем тебе столько систем, а?

– Подрабатываю медбратом, – усмехнувшись, сказал он. – Ну а если без шуток… В округе навалом малообеспеченных людей, готовых за приличную плату стать донорами. Пятьдесят баксов за стакан жидкости – многим это кажется отличным бизнесом. А мне на недельку хватает. Иногда даже на две.

– Если узнаю, что привлекаешь детей…

Игнатьев покачал головой, с серьезной миной проговорил:

– Ни при каких обстоятельствах, Родя. С голоду умирать буду, но ребятишек не трону.

– Запомню. А сейчас давай решим, куда прибрать на ночь это? – Я покачал на пальце рюкзачок с Книгой Рафли.

– Ну и для чего было давеча ее забирать? Взял бы непосредственно утром.

– Я ж дурачок. Только задним умом крепок. Так куда?

Он посмотрел в небо, потоптался, развел руками и предложил:

– Назад, конечно. В подвал под тиром.

Я покрутил пальцем у виска.

– Кирилыч, ты, наверное, того. Рехнулся с перепою. Еще одного хождения туда я точно не переживу.

– Да ладно, брось трястись. Сам отнесу. Угостил ты меня на славу, почему бы взамен не сделать одолжение?

– А вот с этого места поподробней, – сказал я. – Если и без меня питаешься кровью местных доноров, что ж такая благость тебя обуяла? Неужели моя жидкость гуще, чем у остальных?