Талер чернокнижника - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После столь проникновенного и горячего выступления этого вонючего и грязного сукиного сына я не встречал. Похоже, слух у него все-таки был. А может, и речь.
Затем случилась наглая и страшная смерть соседа. Она потрясла меня до глубины души. То, что я увидел в квартире Хамовича, не шло ни в какое сравнение с фильмами-«ужастиками», которыми пичкают и оболванивают наш наивный народ большие американские демократы и человеколюбцы, в качестве демонстрации своей мессианской миссии сбросившие на Японию две атомные бомбы.
Ко всему этому можно приплюсовать странное видение, которое продефилировало передо мной в челне, когда я гужевал с Клипером в «Ё-мое». Хмырь в длинном плаще произвел на меня неизгладимое впечатление. От него явно исходила угроза.
Так бывает, когда в террариуме смотришь на разъяренную ядовитую змею. Ты знаешь, что между вами стоит толстое стекло и что она никак не может его пробить, чтобы добраться до тебя, но все равно на сердце холодок, а нервы натянуты как струны.
И наконец исчезновение Бетти. После ухода ее матери я вдруг понял, что она права – с моей подружкой случилось какое-то несчастью. Я просто уверовал в это, уж непонятно с каких соображение.
Интуиция. Предчувствие. Или как там все это называется. Меня даже дрожь пробила.
Нет, все это точно не к добру. На меня словно надвигалась монолитная стена, готовая в любой момент упасть. Упасть и раздавить, как лягушку.
Прищурив глаза, я даже увидел каменные глыбы, с которых она была сложена. Стена была как живая – меняла очертания, бугрилась, росла, словно ее снизу что-то подпитывало.
Черт побери! Что все это значит!?
После ухода матери моей подружки я сидел и размышлял минут десять. Конечно, мыслитель из меня хреновый, но ситуация требовала хоть какого-то анализа.
Но в голову, как назло, не пришла ни одна толковая мысль. Верно говорят, что мозги нужно тренировать. Но по окончании института (я поступил туда только из-за уважения к своим родителям и под их сильным нажимом) мое серое вещество большей частью отдыхало.
Так что я лишь тупо перебирал всякие мыслимые и немыслимые варианты, связанные с исчезновением Бет, у которых напрочь отсутствовала логика. В своем смятении я напоминал детектив, написанный какой-нибудь современной писательницей – ни четкой сюжетной линии, ни интересных коллизий, лишь не связанные ничем отдельные эпизоды и сплошной базар-вокзал, пустая бессмысленная болтовня.
Вот такое творилось в моей башке.
Наконец, не выдержав напрасного бурления бестолковых мыслей, я принял, пожалуй, единственное толковое в данной ситуации решение, о котором уже думал ранее. Я сел за телефон и начал обзванивать своих приятелей.
Лучше бы я сделал это не сейчас, а ближе к вечеру. Несмотря на дневное время, народ еще дрых в своих кроватках. Все, кому я звонил, были ночными птицами, и обычно спать ложились не раньше пяти утра. Ну просто какие-то вурдалаки.
Большинство из моих корешей убивали время в ночных барах и казино, ну, а некоторые, особо патриархальные личности, гужевали в домашних условиях с привлечением особ противоположного пола, не страдающих повышенной целомудренностью.
В общем, куда бы я ни звонил, почти все посылали меня на три буквы. По-моему, они даже не понимали, кто с ними разговаривает. Сукины дети…
И только последний звонок дал мне маленькую надежду. Так всегда бывает, если ищешь что-то очень важное – нужный тебе результат находится в конце цепочки, и чаще всего ты натыкаешься на него совершенно случайно.
– Ник, это ты? – раздался на другом конце провода сонный голос моего закадычного дружка и тоже нумизмата Лехи Давайте-Жить-Дружно.
Давайте-Жить-Дружно – это его кликуха. Дело в том, что Леха с детства представлялся всем Леопольдом. Ну не нравилось ему имя Леонид, и все тут. Хотелось чего-то нестандартного, возвышенного. А имя Леха – это сплошная проза. Он долго не мог простить родителям, что они так его назвали.
Поначалу все было нормально. Леха подрос, и почти все знакомые начали величать его Леопольдом. Леха просто млел, когда слышал это козырное имя. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Проблемы начались, когда вышел мультфильм про кота Леопольда.
Леху тут же переименовали, использовав знаменитую фразу мультяшного тезки, которую он сказал двум нехорошим мышам: «Ребята, давайте жить дружно». Леха и впрямь в любом споре всегда занимал примиренческую позицию. Он был очень добрым и отзывчивым человеком.
Прозвище прилипло, словно банный лист. С одной лишь разницей: лист можно было смыть, а кликуху – практически никогда. Спустя какое-то время бедный Леха уже слышать не мог имени Леопольд, а на того, кто в дружеской беседе забывался и произносил фразу «Давайте жить дружно», он кидался едва не с кулаками.
А еще Леха был потрясающим ловеласом, несмотря на то, что до писаного красавца он явно не дотягивал. Леха мог снять любую девушку. Иногда он проделывал такие вещи на спор.
Мы садились в троллейбус, я выбирал на мой взгляд совершенно неприступную кралю, и Леха шел в атаку. Его «боевые действия» обычно длились недолго. Через две-три остановки он возвращался ко мне и говорил: «Все, старик, ты проиграл. Но сильно не переживай. Она придет ко мне сегодня вечером и приведет свою подружку. Для тебя».
И еще не было случая, чтобы золотая рыбка сорвалась с его крючка. Я только диву давался и завидовал. Похоже, Леха обладал какой-то магнетической энергией; или специфическим запахом, на который юные прелестницы бросались, как кошки на открытый пузырек с валерьянкой.
Нужно сказать, что позвонил я Лехе от полной безнадеги – машинально. Он был последним в моем списке, и я знал, что, по идее, Леха в данный момент должен быть в Москве. Там у него образовались какие-то дела.
– Не узнаешь? – обрадовано ответил я вопросом на вопрос.
– Как не узнать? Какой еще идиот, кроме тебя, может поднять меня с постели в такую рань.
– Ничего себе рань… Уже давно за двенадцать перевалило. Ты опять всю ночь бухал?
– Не опять, а снова. У меня гости.
– А когда их у тебя нет?
– Короче, Склифосовский, тебе чего надо? Я еле голову оторвал… от подушки. Глаза… сами… закрываются…
По голосу я понял, что сейчас Леха уснет прямо с телефонной трубкой в руках.
– Проснись! – рявкнул я во всю мощь своих легких. – У меня вопрос есть.
– Спрашивай быстрее… извини… момент… – В трубке что-то забормотало, как будто вода в сливном бачке.
– Бет у тебя!? – снова заорал я в трубку, опасаясь, что наш разговор может прерваться в любой момент.
– Не лезь… – бубнил Леха кому-то. – Говорю тебе – дай отдохнуть! Я же не трактор… Это ему все по барабану, он железный и может пахать сутками. Спи малютка, спи… Потом, попозжа… – Раздался звук поцелуя.