Последний самурай - Марк Равина

Нариакира победил, но дорогой ценой. Он сумел взять верх над своим отцом и единокровным братом только после того, как в их спор из-за наследования в качестве третейского судьи вмешался сёгунат. Этот конфликт оставил на теле политики Сацума глубокие, долго не заживавшие шрамы. Еще несколько десятилетий люди возмущались несправедливостью, от которой пострадали они сами или их товарищи. Укрепляя свою власть, Нариакира должен был действовать крайне осторожно, чтобы не возобновить старый конфликт или не разжечь новый. Кроме того, долгая и жестокая борьба в значительной мере проредила ряды естественных союзников Нариакира, и в результате многие из самых очевидных кандидатов на ответственные посты оказались мертвы, В силу всех этих причин Сайго, по иронии судьбы, получил прекрасную возможность для быстрого повышения. Он был умным, способным, лояльным и при этом не запятнанным прямым участием в споре из-за наследования. И, главное, он был живым. В сложившихся обстоятельствах неизвестность Сайго являлась преимуществом, поскольку его повышение вряд ли могло спровоцировать Хисамицу и Юра, побежденных, но по-прежнему могущественных защитников Нариоки. Таким образом, Сайго, способный, но наивный работник налогового управления, обнаружил себя в самом центре национальной политики.

21/1/1854 Сайго отправился в Эдо в составе свиты Нариакира. Путешествие в столицу сёгуната являлось частью политической системы заложничества, известной как «санкин кодай», или «посещения с возвращением». Согласно установленному порядку, дайме поочередно проводили один год в Эдо и один год в своих домашних княжествах. Члены их семей, включая жен и детей, жили в Эдо постоянно. Эта система, основанная на средневековой традиции, изначально была средством выражения дайме своей преданности. Однако к середине семнадцатого века она была официально преобразована в жесткую систему содержания двух резиденций. Даймё обычно покидали свое родное княжество либо в четвертый, либо в восьмой месяц и проводили в Эдо около года, прежде чем вернуться домой.

Система санкин кодай создала устойчивый раскол в культуре феодальных правителей. После середины семнадцатого века почти все даймё получали воспитание в Эдо, а не в своих «домашних княжествах». Большинство даймё не видели тех княжеств, где им предстояло править, вплоть до выхода из подросткового возраста. Сам Нариакира впервые увидел Кагосима только в 1835 году, когда ему уже было двадцать шесть. Многие его критики отмечали, что он так и не овладел диалектом Сацу-ма и поэтому его речь всегда звучала, как речь чужака. Нариакира и в самом деле чувствовал себя политически более уверенно в Эдо, чем в Кагосима. Его кампания, направленная на ускорение отставки Нариоки, сдвинулась с мертвой точки только после того, как он использовал свои связи в Эдо и заручился поддержкой других даймё. Отчужденность Нариакира от своих владений не была чем-то необычным. Многих молодых правителей тревожила культурная пропасть между Эдо и их княжествами.

Например, даймё Цугару Нобумаса, впервые увидевший родной Хиросаки в 1661 году, был поражен грубостью своих вассалов. В коротком стихотворении он описал их как едва цивилизованных людей, живущих в отдаленном уголке холодного и пустынного региона. Таким образом, представители правящей элиты Японии имели общий опыт: они все выросли и получили образование в одном городе, и они все изначально чувствовали себя чужаками в своих собственных княжествах.

Этот разрыв между провинциальной и столичной культурой затрагивал и многих вассалов. У тех из них, кто подолгу жил в Эдо, вырабатывался широкий взгляд на общенациональные проблемы. Их понимание политики было сфокусировано скорее на сёгунате, чем на деталях внутренней политики их собственного княжества. Вассалы, проживавшие в Эдо, косвенно испытывали на себе результаты своей домашней политики. Например, они понимали, что плохой урожай означает сокращение расходов на содержание резиденций в Эдо. Но главное, они имели более четкое представление о положении их дайме относительно других феодальных правителей и самого сёгуна. Сайго, будучи чиновником налогового управления, имел лишь самое смутное представление о пропасти, разделяющей культуры Эдо и Кагосима. Таким образом, его акклиматизация к столичной жизни была хотя и трудной, но весьма полезной.

Хотя сам Сайго не вел дневник, вассал высокого ранга Ямада Тамэмаса подробно записал все детали путешествия 1854 года в Эдо. Как многие высокопоставленные вассалы, Ямада имел изысканный вкус. Его дневник содержит подробные описания тех местных деликатесов, которые ему удалось отведать в каждом из крупных населенных пунктов, расположенных вдоль главных почтовых дорог. Но его дневник также является косвенной хроникой жизни Сайго, с помощью которой мы можем узнать, где Сайго находился и что он делал день за днем. Посольство покинуло Кагосима в ясную погоду, 21/1/1854, около шести утра. Нариакира несли в паланкине, но большинство его вассалов, в том числе и Сайго, шли в Эдо пешком, и таким образом они проделали путь длиною более девятисот миль. 24/1 процессия, преодолевавшая за день около двадцати миль, прибыла в город Идзуми, расположенный на северной границе княжества Сацума. На следующий день, несмотря на снег и необычный для этого времени года холод, процессия вышла затемно и продолжила свой путь на север. В то же утро они пересекли границу княжества Кумамото, и Сайго впервые в своей жизни оказался за пределами Сацума. На протяжении всего путешествия к процессии направлялся почти непрерывный поток посланников и визитеров. Местные правители и торговцы подносили в подарок изысканные яства, сладости и напитки. Почти каждый день прибывали гонцы с новостями от сацумских чиновников из Эдо и Кагосима, а также с приветствиями и новостями от других правителей. Большая часть этого трафика не содержала ничего особенного и проходила для посольства почти незамеченной. Однако 1/2 даймё получил тревожную новость о том, что у побережья Урага, всего лишь в нескольких милях от замка Эдо, появились иностранные военные суда. Двумя днями позже процессия пересела на корабли в Кокура, пересекла пролив Симоносэки и прибыла на главный остров Хонсю; это был первый раз, когда Сайго покинул свой родной остров. Посольство продолжило свой путь в восточном направлении и 19/2 остановилось в Фусими, на окраине Киото. Двумя неделями позже процессия остановилась для отдыха в Канагава, где у нее появилась возможность воочию увидеть знаменитые «черные корабли» чужеземцев. Посмотрев на восток, в сторону Тихого океана, Сайго мог лично убедиться в серьезности внешнеполитического кризиса, который в конечном итоге помог разрушить сёгунат.

«Черные корабли» были частью флота коммодора Мэтью Перри, вернувшегося потребовать от сёгуната заключения торгового договора с Соединенными Штатами. Миссия Перри была кульминацией длительного процесса оказания давления на Японию американцами и европейцами. Большую часть девятнадцатого века Япония сводила к минимуму прямые контакты с западным миром. Напротив, в начале шестнадцатого столетия Япония вела интенсивную торговлю с Испанией, Португалией, Голландией и Англией, а также со своими азиатскими соседями. Одно время японский экспорт серебра составлял 30 процентов от объема общемирового производства, и страна также была крупным экспортером оружия. Однако в 1б30-х Япония резко ограничила контакты с внешним миром. Японским купцам, находившимся за морем, было приказано вернуться, и сёгунат запретил строительство океанских судов. Торговля с Европой сократилась до минимума. Миссионерская деятельность испанцев и португальцев встревожила сёгунат, и они были изгнаны из Японии. Между тем англичане не выдержали конкуренции с голландцами и удалились из Японии по финансовым причинам. В результате этих событий голландцы, чье местопребывание было ограничено искусственным островом Дэсима в бухте Нагасаки, получили де-факто монополию на торговлю с Японией.